Наследство последнего императора. Николай Волынский

милая барышня, не знаешь, что такое указание Политбюро ЦК, – усмехнулся Ельцин.

      Она держала в руке тот же бокал и слегка облизывала его края кончиком своего розового, как у котенка, языка.

      – Я представляю себе, что такое указание Политбюро, – возразила она, – Партийное поручение – больше чем приказ, не так ли, Борис Николаевич? Ведь это серьезнее, чем приказ по начальству?

      – Все-то ты знаешь, Аксинья! – крякнул Ельцин, отодвигаясь. – А ты что скажешь на это? – спросил он у толстяка. – Как тебя звать-то?

      – Джекоб Гольдман, – сверкнул лысиной толстяк.

      – Господин Гольдман не понимает по-русски, – сказала Ксирис.

      – Совсем? – удивился Ельцин.

      – Почти.

      – Ну, так чего он хочет? – спросил президент.

      – Он тоже ждет вашего ответа, – улыбнулась Ксения Ксирис.

      – Тоже родственник императора?

      – Шутить изволите, ваше превосходительство, – снова улыбнулась Ксирис, но на этот раз в уголках ее изогнутых губ скользнула тень брезгливости. – Разве может человек его племени быть родственником русского императора?

      – А кто вас там разберет, – буркнул Ельцин. – У тебя же самой муж из этих… как тебя… Цацкис? Маргулис?

      – Ксирис, – отпила глоток Ксения. – Ксирис – греческая фамилия. Мой муж – известный предприниматель. Вино и оливки. Между прочим, родственник болгарского царя Бориса. Православный.

      – Борис Николаевич прав: среди евреев тоже немало православных, – неожиданно на чистом русском языке подал реплику Гольдман. – Вот покойный священник Александр Мень хотя бы к примеру.

      – Это который пидарас? – поинтересовался Ельцин. – Ему еще другой пидор развалил башку топором.

      Раскрывшиеся глаза Ксирис заняли половину ее прелестной мордочки и по величине стали приближаться к размеру ее груди. А Гольдман медленно стал краснеть и надуваться («Точь наш индюк в деревне Будки», – отметил Ельцин), лицо лорда приобрело коричнево-синюшный оттенок, как у первого и последнего президента СССР товарища Горбачева.

      – Ну! – обратился к нему Ельцин. – Ты же говорил, что по-русски ни бум-бум!

      – Он так не говорил, – возразила Ксения.

      – Я так не говорил, – возразил Гольдман. – Это вы так решили заместо меня, господин президент или товарищ первый секретарь обкома, как я вас называл еще в 1976 году. Я работал тогда, как и вы, в Свердловске. Заместителем начальника областного управления торговли.

      – Ах, вот оно что! То-то, понимаешь, мне твоя харизма знакома! – фыркнул Ельцин. – Эмигрант, значит. Отщепенец. Лорд Шушер.

      – Айшир, – поправил Гольдман.

      – Все равно. Как тебя по-русски звать-то?

      – Яков Исидорович, – выдавил из себя лорд Айшир.

      – Ну, так чего ты хочешь, Яша? – спросил Ельцин, ощутив внезапную скуку. Он поманил официанта. Тот приблизился с подносом, на котором стояли бокалы с виски, налитым на два пальца.

      – Борис Николаевич, зачем