Вторая жизнь Уве. Фредрик Бакман

начинает оправдываться муж, но она перебивает:

      – Я сказала: ПРАВЕЕ! А ты едешь НАЛЕВО! Почему ты меня не слушаешь? НИКОГДА не слушаешь!

      Тут она выдает тираду на полминуты, представляющую собой, как догадывается Уве, подборку изощренных арабских ругательств, которыми столь богат этот язык.

      Белобрысый увалень только блаженно кивает – его улыбка неописуемо гармонирует с жениной бранью. С такой улыбкой ходят буддийские монахи, отчего любому нормальному человеку хочется двинуть им по морде, подумал Уве.

      – Извиняемся, в общем. Сплоховали малость, сейчас все поправим, – бодро сообщает увалень, дождавшись, пока его половина наконец замолкнет.

      И с самым беспечным видом выуживает из кармана круглую жестянку и отправляет себе под губу табачный ком величиной с гандбольный мяч. И, видимо, уже собирается дружески хлопнуть Уве по спине.

      Уве одаривает увальня таким взглядом, словно тот только что навалил кучу на капот его машины.

      – Поправим? Да ты же у меня на клумбе встал!

      Увалень смотрит на колеса прицепа.

      – Хех, это вот это, что ли, клумба? – добродушно скалится он, кончиком языка поправляя табачный ком.

      – И-МЕН-НО! – отрезает Уве.

      Увалень кивает. Сперва глядит на землю. Потом – на Уве, решив, что тот шутит.

      – Да, брось, мужик, это же просто земля.

      От гнева лоб у Уве собирается в одну огромную и грозную складку.

      – Сказано. Тебе. Это. Клумба.

      Увалень озадаченно чешет голову: на взъерошенном чубе его остаются табачные крошки.

      – Так тут вроде не растет ничего…

      – А тебе не один хрен? Моя клумба: хочу – сажаю, хочу – нет!

      Увалень поспешно кивает, явно не желая еще больше разозлить незнакомца. Поворачивается к жене, словно ища у нее поддержки. Та, впрочем, совсем не спешит ему на подмогу. Увалень снова обращается к Уве:

      – Беременная, понимаешь. Гормоны и все такое… – пытается пошутить он.

      Беременная почему-то не смеется. Уве тоже. Она складывает руки на груди. Уве упирается руками в бока. Увалень, не зная, куда девать свои кулачищи, опустил руки вдоль тела и смущенно чуть покачивает ими: кажется, будто они тряпичные и сами собой мотаются на ветру.

      – Щас сяду и еще раз попробую, – снова примирительно улыбается парень.

      Но во взгляде Уве нет и намека на мир.

      – Проезд по территории запрещен. Знаки читать надо.

      Увалень пятится и энергично кивает. Затем рысцой подбегает к японской машинке и втискивает свое крупногабаритное тело в малогабаритный салон. «Боже!» – в один голос бормочут Уве и женщина. После чего та уже раздражает Уве как будто чуть поменьше.

      Увалень проезжает несколько метров вперед. Уве четко видит: этот недотепа так и не выкрутил толком руль. Машина сдает назад. Боком прицепа задевает почтовый ящик Уве, сминая его пополам.

      – Ну это уже… – шипит Уве, кидается к машине и рывком открывает дверь.

      Увалень виновато всплескивает руками:

      – Маху дал! Извини! Сорри! Ящика-то в зеркало не видно!