ПЕРВАЯ студия. ВТОРОЙ мхат. Из практики театральных идей XX века. Инна Соловьева

не есть нечто мгновенное, бесповоротное, совершающееся ужасно и враз? А он говорит: годы катастрофы. Бесповоротное и ужасное, идет при нас и с нами, идет и идет.

      Ближе к концу этой книги – в главах «Революция», «Отъезд и возвращение», «Итоги и будущее» – читаешь сверх всего и подсказы, как жить в годы катастрофы.

      Станиславский в русском издании своей книги (1926) соглашался на купюры (срезали конец рассказа, как осенью семнадцатого после спектакля шел домой при стрельбе: «В темноте я столкнулся со священником и подумал: „Они там стреляют, нас же долг обязывает его – идти в церковь, меня – идти в театр“»), но общий дух неустраним. В черновых тезисах заключения, где повторяется про мировую катастрофу, Станиславский упрям: «Хочу быть тем, чем должен»[169].

      Мировая катастрофа в тридцати пяти тезисах «Итогов и будущего» названа и как бы остается за скобками. Театр внутри скобок, и мы с вами тоже как бы внутри скобок. На вынесенное за скобки можем ли повлиять (соблазн этого рода истерзал Станиславского в пору работы над «Селом Степанчиковым»). Но то, что в скобках, – дело наше. В условиях катастрофы «каждое средство дорого, чтобы заставить понимать друг друга. Театр – такое средство»[170].

      Театр, как каждый из нас, смертен; может изломаться, но может и выжить. В обстоятельствах катастрофы тем больше «хочу быть тем, чем должен».

      В поэме «1913 год» Ахматова напишет, что в морозном воздухе «…потаенный носился гул. / Но тогда он был слышен глухо, / Он почти не касался слуха / И в сугробах невских тонул». Слух художников к гулу-предсказанию был чуток. Бытовой слух был к нему мало восприимчив.

      В блокнотике, который Станиславский носил в кармане на гастролях в Петербурге весной 1913 года, имеется перечень «Ближайшие дела». За номером первым – «Чтение „Калики перехожие“»[171]. Порядковым номерам в таких блокнотах не надо придавать значение, но уточним: из двадцати двух «внебытовых» записей шестнадцать касаются Студии, шесть из них – Волькенштейна и его пьесы.

      Среди дооктябрьских спектаклей Студии «Калики перехожие» наименее известны. Станиславский в этой работе принимал участие большее, чем в остальных. «Калики…» единственная тут пьеса живого автора «на русском материале». Хотя бы поэтому они стоят внимания.

      Для начала поправим дату первых представлений – не 22 декабря 1914, как повторяют из издания в издание, а 17, 21, 25 апреля, в мае 2-го, 3-го, 7-го. Премьера в Петербурге, в помещение «Комедии» (Моховая, д. 33). Это последняя предвоенная работа Студии. Ее вели в хорошем темпе.

      В ежедневнике Судержицкого записано: «14 марта 1913 г. 8 час. веч. У Москвина читаем пьесу „Калики перехожие“»[172]. Вахтангов обыграет момент читки в абсурдном «адресе на именины» Москвину-адмиралу, причислит Волькенштейна к остальным мифическим сподвижникам Ивана Михайловича: «Рука об руку с Васко да Гама Вы завоевали для Европы новые рынки… с Шамилем покоряли Кавказ, с Сулержицким перевозили духоборов в Америку, с Волькенштейном писали пьесу…»[173]. Сочинение пьесы

169

КС. № 66. Пункт 33.

170

Там же. Пункт 4.

171

В блокноте (КС. № 782), далее следует: «Панина. Волконский. / Заказать комнаты (гостиница). / Заказать комнаты (Азау). / Визиты Дженничка, Стахович. Панина. / Гзовская. / Дурасова – Митиль и Анжелика. / Условиться насчет театра „Комедия“. / Условиться с Гуревич. / Постричься. / Игорю письмо. / Послать Гзовской экземпляр „Синей птицы“ (Rue de la faisanderie. 105). / Гейрот. / Плата за студию. / Паня. / Добужинский. / Чтение Волькенштейна».

Видно, что запись прервалась, потом дополнялась.

«Где деньги Студии? / Расплатиться с Волькенштейном и аванс. / Заключительное собрание студии (в Одессе). / Чтение с Волькенштейном. / Наем студии. / Разослать визитные карточки. / Письмо в Азау. / Задержать комнаты в Одессе (санаторий). / Муся Жданова. / Блок о пьесе. / В. С. Сергееву деньги на лето. / Блок. / Волькенштейн – лучший перевод „Лира“. / Гиацинтова – роль в „Мудреце“. / Доверенность Ауштрову».

172

Здесь и далее рассказ базируется на подневных записях Л. А. Сулержицкого, фиксировавших жизнь Студии с начала сезона 1912/13 г. по конец марта 1914-го. Эти тетради большого формата с вклейками находятся в Музее МХАТ (ф. Л. А. Сулержицкого).

173

Вахтангов. Т. 1. С. 354.