Возвращение. Эрих Мария Ремарк

и я тоже беру ружье на изготовку. До сих пор вся история носила характер простой потасовки, теперь же дело, видимо, принимает серьезный оборот. Второго нападения на себя мы не допустим.

      Рассыпавшись цепью на три шага друг от друга, чтобы не представлять сплошной мишени, идем в наступление. Собака сразу же поняла, что происходит. Ворча, она ползет рядом с нами по водосточной канаве, – на фронте она научилась красться под прикрытием.

      – Ближе двадцати метров не подходи: стрелять будем! – грозно кричит Вилли.

      Противник в замешательстве. Мы продолжаем двигаться вперед. На нас направлены дула винтовок. Вилли с шумом откидывает предохранитель и снимает с пояса ручную гранату, свой неприкосновенный запас.

      – Считаю до трех…

      От неприятельского отряда отделяется вдруг уже немолодой человек в унтер-офицерской форме, но без нашивок. Выйдя вперед, он кричит нам:

      – Товарищи мы вам или нет?

      От неожиданности Вилли даже поперхнулся.

      – Черт возьми, а мы вам о чем все время твердим, трусы несчастные! – огрызается Вилли. – Кто первый напал на раненого?

      Унтер-офицер поражен.

      – Это правда, ребята? – спрашивает он своих.

      – Он отказался снять погоны… – отвечает ему кто-то.

      Унтер-офицер нетерпеливо машет рукой и снова поворачивается к нам:

      – Этого не надо было делать, ребята. Но вы, верно, даже не знаете, что у нас здесь происходит. Откуда вы?

      – С фронта. А то откуда же? – фыркает Вилли.

      – А куда идете?

      – Туда, где вы просидели всю войну, – домой.

      – Вот, – говорит унтер-офицер, поднимая свой пустой рукав, – это я не в собственной спальне потерял.

      – Тем позорнее тебе водить компанию с этими оловянными солдатиками, – равнодушно откликается Вилли.

      Унтер-офицер подходит ближе.

      – У нас революция, – твердо заявляет он, – и кто не с нами, тот против нас.

      Вилли смеется:

      – Хороша революция, если ваше единственное занятие – срывать погоны… Если это все, чего вы добиваетесь… – Вилли презрительно сплевывает.

      – Нет, далеко не все! – говорит однорукий и быстро вплотную подходит к Вилли. – Мы требуем: конец войне, конец травле, конец убийствам! Мы больше не хотим быть военными машинами! Мы снова хотим стать людьми!

      Вилли опускает руку с гранатой.

      – Подходящее начало, – говорит он, показывая на растерзанную повязку Людвига. В два прыжка он подскакивает к солдатам. – Марш по домам, молокососы! – рявкает он вслед отступающему отряду. – Вы хотите стать людьми? Но ведь вы даже еще не солдаты. Страшно смотреть, как вы винтовку держите. Вот-вот руки себе переломаете.

      Толпа рассеивается. Вилли поворачивается и во весь свой огромный рост выпрямляется перед унтер-офицером:

      – Так, а теперь я скажу кое-что и тебе. Мы тоже по горло сыты всей этой мерзостью. Что надо положить конец – ясно. Но только не таким манером. Если мы что делаем, то делаем по собственной воле, а командовать собой пока еще никому не дадим! Ну, а теперь раскрой-ка глаза,