Рене по прозвищу Резвый. Елена Кондаурова

матери и в котором хранились разного рода лечебные настойки и сушеные травы. Матушка всегда лечила домашних сама, только для тяжелых случаев из города привозили доктора. Отец же после ее смерти частенько заглядывал туда в поисках снотворного, что тоже не было ни для кого секретом. Когда Рене впервые увидел, как он, подслеповато щурясь, наливает себе матушкино снадобье, он, помнится, мстительно подумал, что отцу не дает спать неспокойная совесть. Вряд ли это было так, но найти в доме снотворное он сам мог бы с закрытыми глазами. Видимо, и для его братьев это не составило труда.

      Как же все удачно для них сложилось, немного отстраненно подумал Рене. И отосланная по случаю похорон прислуга, и то, что он явился среди ночи, и то, что напился сам, без посторонней помощи. Да тут сам бог велел избавиться от неудобного родственника. Где-то Рене даже понимал Жерара. Баронство и поместье уже были у него в кармане, и вдруг раз – и заявляется старший братец с претензиями, которые, как назло, весьма обоснованны. И что прикажете с ним делать? Вряд ли бы его спасло отцовское завещание… если там все чисто, с этим завещанием. Вспомнив странное поведение Пьера и Луи, когда Жерар упомянул о нем, Рене был почти уверен в том, что в этой бумаге далеко не все так, как описал Жерар.

      – Я все равно хочу видеть капитана, – упрямо повторил Рене.

      – Зачем? – снова удивился Жиль.

      – Я – барон де Гранси, – надменно вскинул голову Рене. – Неужели вы думаете, что барона можно просто так подпоить, оттащить на корабль и отправить на другой конец света? Мне нужно посмотреть мои бумаги. Подпись наверняка поддельная, потому что я не помню, как подписывался.

      – Не будьте наивным, молодой человек! Неужели вы думаете, что в бумагах указано ваше настоящее имя? И каким, интересно, способом вы собираетесь доказать, что вы барон, а не какой-нибудь разорившийся лавочник, сбегающий от кредиторов? По вашему костюму, простите, этого не скажешь.

      Рене оглядел себя. На нем была все та же семинарская одежда, довольно грязная и местами порванная после его пешей прогулки из Нанта в Гранси. Да уж, на барона не тянет, это точно. Рене посмотрел на свою руку. Фамильного перстня, разумеется, не было. Уже ни на что не надеясь, он пошарил за пазухой. Серебряный крест, ладанка с мощами святого Игнатия и медальон с вензелем баронов де Гранси тоже исчезли.

      – Хотите совет? – сжалившись над растерянно осматривающим себя Рене, спросил Жиль. – Не надо никому ничего доказывать. Вы ничего не добьетесь, кроме побоев. Если вы действительно барон и от вас избавились недоброжелатели, то они скорее всего заплатили капитану, чтобы он закрыл глаза на некоторые обстоятельства вашего появления здесь. Как вы думаете, станет капитан после этого с вами церемониться, вздумай вы заявлять о своих правах? Вот и я думаю, что нет. Вас либо выбросят за борт, либо убьют еще каким-нибудь способом. Если хотите остаться в живых, смиритесь с тем, что вам уготовано. Когда мы доберемся до Нового Света, вас скорее всего продадут на три года какому-нибудь плантатору в счет платы