Петровка, 38. Огарева, 6. Противостояние (сборник). Юлиан Семенов

еду…

      – Я тебе говорил – не гони… Мусора, они только к тем с подозрением, кто гонит… А кто потихоньку да полегоньку, тот катает себе по городу и горя не знает…

      Прохор вдруг замер и прислушался.

      – Ты чего, Архип Иваныч? – удивился Виктор.

      – Погоди…

      – Да чего ты? Один я, один…

      – Вроде бы, кто у машины балует, слышишь, дверь хлопнула?

      Виктор сорвался с места и бросился к окну. Прохор кошачьим, тихим движением достал из портфеля шило, спрятал его за спину и пошел к Виктору, который смотрел во двор…

      – Никого нет, – сказал он, не оборачиваясь, – померещилось, видать, вам, Архип Иваныч…

      Прохор застонал и, падая вперед, ударил Виктора шилом под левую лопатку: этот удар был его коронным – он казнил сорок семь человек именно этим ударом. Это было двадцать лет назад, в Минске, после покушения на гаулейтера…

      Витька молча осел на пол, даже не вскрикнув.

      Прохор оттащил труп от окна и положил на кушетку. Затем полил его бензином, подвинул к кровати стул, положил на стул спички и папиросы, раскрыл коробок и, достав из шкафа пиджак, долго смачивал его бензином. Потом выбросил в мусоропровод стаканы, из которых они пили, и бутылку. Осторожно заглянул во двор. Там было пусто. Быстро чиркнув спичкой, он бросил ее на Витьку. Туго вспыхнуло синее пламя. Прохор осторожно высунулся из квартиры и по-кошачьи тихо бросился вниз. Согнувшись, приволакивая ногу, он медленно вышел на улицу, пересек ее и сел в первый проходящий троллейбус.

      «Нет Витеньки, – подумал он, – сгорел мальчик. А с ним и Тарасовка моя сгорела. Один свидетель у меня был, кроме бога. А бог простит, он у меня свой, собственный».

      Сударь прогуливался на условленном месте. Прохора не было.

      «Вот старая сволочь! – думал он. – Если не придет, на дело не пойду. Без марафета какое, к чертям собачьим, дело? А может, у профессора марафет есть? У всех врачей он должен быть. Картины картинами, а грамм бы наркотика, а?»

      Он даже улыбнулся, когда представил себе, как в тумбочке, обязательно в тумбочке, где-нибудь в профессорской спальне, найдет белую бумажку, свернутую пакетиком.

      «Что, на Витьке свет клином, что ль, сошелся? В конце концов, возьму такси, скажу – на курорт. Пятерку в зубы – что он, в чемоданы лезть будет?»

      Сударь снова посмотрел на часы: Прохор опаздывал уже на полчаса.

      «Через час там будет маячить Чита. Ладно. Пойду без Витьки. А марафет у профессора обязательно будет».

      Он остановил такси и сказал шоферу:

      – Слушай, приятель, у тебя часа два есть?

      – У меня не два. У меня двадцать четыре часа есть.

      – Тогда порядок. Я, понял, сегодня на море мотаю, в Гагру. Надо за шмотками к себе заехать, а потом – к брату.

      Сударь достал пять рублей и протянул их шоферу.

      – Держи. Поехали в Грохольский, там меня братан ждет.

      – Поехали, – согласился шофер и включил счетчик, – чего ж не поехать…

      Профессор

      Профессор Гальяновский сидел около окна и курил. Он очень медленно курил, и каждая затяжка пожирала заметную часть сигареты. Сигареты были очень крепкие и вкусные: позавчера профессор был