Петровка, 38. Огарева, 6. Противостояние (сборник). Юлиан Семенов

чего с-стоят. Как ты думаешь, что формирует у нас бандитов?

      – Не знаю.

      – А ты п-подумай…

      – Я думал…

      – Водка, Л-леня… Пить не умеешь – глотай кефир. Ненавижу пьяниц.

      – Это вы всё про меня? – спросил Ленька.

      – Отчасти, – улыбнулся Садчиков, – но ты еще н-начинающий алкаш.

      – У меня начало оказалось концом.

      – Как на торжественно-траурном заседании излагаешь, – снова улыбнулся Садчиков, – ты проще г-говори, это с-сближает. Мы ж с тобой условились… Проще из-злагай…

      – Так я ж просто и говорю. В жизни больше водки не выпью.

      – Ну, зароков вслух не давай, не н-надо. Ты про себя больше ст-тарайся. Вслух – все легко. У нас одного товарища в управлении прорабатывали на с-собрании. За дело, правильно прорабатывали. А он потом вышел на трибуну – и айда себя помоями обливать. «Я, говорит, и т-такой и с-сякой, я и негодяй, я и слепец…» А потом – фьюить! «Все, говорит, о-осознал, все понял и вас, говорит, благодарю». Даже, представь себе, хлопать ему н-начали. А по-моему, он подонок. Если б он выш-шел на трибуну и минуты две просто-напросто помолчал и в глаза людям посмотрел, – куда как п-правдивей это все было бы, честное слово.

      Садчиков легонько подтолкнул Леньку в бок и показал ему глазами на парня, шедшего им навстречу. У парня был шрамик на лбу и половину лица занимали большие зеркальные очки.

      – Нет, – сразу же ответил Ленька, – не он.

      – Тише, – поморщился Садчиков, – г-головой качни, и достаточно.

      Он отошел на самый край тротуара, вытянул руку по направлению к витрине магазина, мимо которой шел парень в очках, и сказал Леньке:

      – Смотри, как к-красиво «Березку» отделали, а?

      Ленька не понял и переспросил:

      – Что?

      – Красиво, говорю, в-витрину отделали, – ответил Садчиков и пошел дальше.

      А оперативник, который был рядом с Костенко, заметил знак Садчикова, быстро перебежал улицу и двигался следом за парнем в зеркальных очках и с маленьким шрамом на лбу.

      Росляков вернулся в управление к девяти часам. Он объездил десять спортивных обществ и отобрал фотографии всех высоких тренеров от двадцати пяти до тридцати лет, у которых когда-либо была кожаная куртка с желтой «молнией» и с потертыми манжетами на рукавах. Почему-то именно эта деталь – обтрепанные манжеты, – о которой ему рассказал рыжий геолог Гипатов уже в передней, провожая, врезалась Рослякову в голову и никак не давала покоя. Ему казалось, что именно по этой детали он должен выйти на второго преступника. Споря с самим собой, он думал: «Шерлокхолмовщина заедает. Манжеты, видите ли! Еще пушинку мне надо для полноты картины. Ребята засмеют, если узнают…» Он настойчиво отвергал эту «манжетную шерлокхолмовскую версию», но она неотступно сидела у него в голове.

      Впрочем, Костенко всегда спорил с теми, кто потешался над Шерлоком Холмсом.

      «Это от интеллектуальной недостаточности вы на англичанина нападаете, – говорил он. – Дедуктивный метод в ваши годы не проходили, его, наверное, считали буржуазным и идеалистическим… А мозг тренировать надо… И Конан Дойл именно к этому призывал