Ночной смотрящий. Олег Дивов

и с годами сын понял – да. Не захочешь полюбить – хотя бы оценишь по достоинству. Здесь человека принимали не каким он хотел казаться, а каким на самом деле был и, возможно, никогда себя не видел.

      – Значит, ты, милок, туда иди, – распоряжался Сеня. – А ты, милок, вон туда…

      – Встаем на номера, – буркнул кто-то.

      – А ты, милок, – это уже Лузгину, – давай с Витей. И поперед него не стреляй, ты ж на зверя-то…

      – Не ходивши, – перебил Лузгин. – Все нормально, дядь Сеня, я буду тих и скромен.

      Вернулся к околице Муромский, хмурый и подавленный. Издали пару раз обиженно тявкнул Пират.

      Витя послюнил указательный палец и ткнул им вверх.

      – В самый раз ветерок, – сказал он. – Ни больше, ни меньше. Бля буду, сюда зверь придет. И мы ему… Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

      – Сожрет Пирата – голыми руками словлю и яйца на уши намотаю, – сообщил, ни к кому не обращаясь конкретно, Муромский.

      – Это если он кобель, – ввернул Витя. – А если сука?

      – Тогда п…ду на нос натяну! – Муромский невесело хохотнул.

      – Ну ладно, братка, ни пуха, – Юра хлопнул Витю по плечу и тяжело утопал вдоль околицы.

      – К черту тебя, брательник! Эй, Андрюха, давай за мной.

      Быстро темнело. Ополчение разошлось по номерам, и Лузгин уже через несколько минут понял, что расположение соседей знает, но самих людей не видит.

      – Курить завязывай, милок! – прикрикнул на кого-то Сеня.

      – Начальник, бля, нашелся, – ответили ему. – Не ссы, бычкую.

      Витя сел прямо на землю под ивовым кустом, поставил ружье между колен торчком и сказал:

      – А покурить-то совсем не лишне, пока можно еще.

      Лузгин уселся рядом. Земля, прогревшаяся за день, оказалась приятно теплой, хоть засни тут.

      Пират снова тявкнул, потом взвыл. Получалось у него вполне отвратительно.

      – Никак судьбу чует! – произнес Витя невнятно, жуя папиросный мундштук.

      Лузгин тоже решил закурить, осторожно щелкнул зажигалкой и упрятал огонек сигареты в ладонь. Табак показался вкуснее обычного. Сказывался зашишевский воздух. На этом воздухе и курилось по-особому, и пилось, и елось, и еще множество приятных вещей обретало неожиданные свойства, и хотелось всего побольше, желательно сразу. Лузгин однажды в Зашишевье неделю пропьянствовал и выглядел потом как огурчик. А в Москве он после трехдневного загула лежал пластом.

      Из села Пирату ответила сначала одна псина, вскоре подключилась вторая.

      – Всю жизнь интересуюсь, это они переговариваются, или как, – пробормотал Витя. – А может, поют?

      – Или как. Если, конечно, верить зоологам.

      – Видели мы тех зоологов, – сказал Витя. – Ну их в жопу. Чистые упыри. Хотя ничего ребята, обходительные, вот только…

      – Что – только?

      – Не знаю. Честно, не знаю. Ты с ним говоришь, а он сквозь тебя смотрит. Или они такие и должны быть?

      – Выпивал я однажды с зоопарковскими, люди как люди. Веселые. Обещали крокодилом угостить, когда сдохнет. Бедняга долго не протянет, ему какая-то