Ночной смотрящий. Олег Дивов

бей смертным боем… Ха! Кхе. А она ж у меня дама крепкая. И научила как не курить. Коромысло до сих пор за сараем валяется, треснувши.

      – Странные московские зоологи, – вывел собеседника на тему Лузгин. – Медленные, будто примороженные. Днями больше спали, а ночью шастали по лесу. К тебе не обращались…

      – Это Яшкины наплели? Ой, навравши-то. Приходили ко мне эти двое. Как не прийти. Лучше меня никто тут леса не знает. И, понимаешь, милок… Вот не показались они мне. А я, если человек не понравивши… Бояться начинаю, что не уберегу его, случись беда. У нас вроде и не тайга какая, а всякое может быть. Ну, я и того. К Муромскому их пославши.

      – …и он тоже не пришел в восторг.

      – Кхе! – Сеня бросил под ноги окурок и аккуратно затоптал. – Ну, да. Он их когда за Горелый Бор завезши, потом и говорит – убрались нелюди. Только он, понимаешь, милок, решил, что ребята… – тут Сеня ощутимо понизил голос, – …из КГБ. А я думаю – не-а. Хуже дело.

      Лузгин оглянулся на вервольфа. Тот сидел, поедал желтыми глазами столб, и по-прежнему топорщил шерсть.

      – Ты, милок, никому не говори, – в очередной раз попросил Сеня. – Особенно нашим.

      – Как тебе поклясться? Типа крест на пузе желтым фломастером? Предположим, я обещаю всячески охранять твое право на конфиденциальность в рамках Закона о Печати. То есть, допустим, если ты мне сообщишь нечто важное, до того важное, что я как честный журналист буду просто обязан это рассказать людям – никаких ссылок на тебя. Нормально?

      Сеня задумчиво притих, осознавая услышанное.

      – Ты же собираешься выдать такое, во что все равно никто не поверит, – напророчил Лузгин. – Никто вообще. Зашишевским я не разболтаю, зуб даю.

      Сеня посмотрел на вервольфа, тот фыркнул и отвернулся.

      – Ну и контакт у вас, – позавидовал Лузгин.

      – А думаешь, милок, мне с этого много радости? Если б я хотя понимал, как оно получается… Короче, они его нашодце тогда в лесу. И вроде бы погибши оба.

      – Загрыз?

      – Конечно. Хотя перепугавши был сильно, толком не помнит ничего. И не люди они. Люди так не могут.

      – Как – так?

      – А не знаю, милок. Он же не говорит. И картинок никаких я не вижу, ошибши ты. Я… Отношение его чую.

      Вервольф снова фыркнул, встал, и с новыми силами примерился к столбу.

      – Вот дурак упорный… – вздохнул Лузгин. – И что с ним делать?

      – А пускай тута живет. На пилораме сгодится. Мы ж все старичье, нам трудно уже. Доски-то плевое дело, с бревнами плохо. Тот же Муромский до чего бугай, а в прошлом месяце как за сердце схвативши…

      – Я думаю – сейчас что?

      – А проводим, чтобы не скучал. Все одно до кузни не допрет.

      – Шел бы ты спать, дядь Сень. Тебе на работу с утра.

      – А мне уж скоро доить, я бабе-то не позволяю, у нее рука не та. Всем хороша баба, а вот доить – ну не та рука.

      Вервольф поднатужился, громко пукнул и, звякая цепями, поволок столб к Крестам. Лузгин последовал за ним, Сеня попросил еще сигарету и пристроился рядом. «Значит, когда он говорил, ч�