Капитан гренадерской роты (сборник). Всеволод Соловьев

Никуда не уезжайте, останьтесь эту ночь у меня, вы мне понадобитесь очень рано. Я велю вам приготовить постель, ложитесь сейчас и постарайтесь скорее заснуть; я вас разбужу, когда надо будет.

      Манштейн изумленно взглянул на фельдмаршала, но тот так ничего и не пояснил ему и пошел в спальню…

      Миних снял с себя халат и туфли, лег на постель, прикрылся одеялом и стал думать.

      Ему казалось, что он лежит в походной палатке, что через несколько часов ему предстоит генеральное сражение, что перед ним неприятельская армия, которую победить нужно.

      И, действительно, он готовился к генеральному сражению, но ему предстояла битва, непохожая на те, в которых он одерживал свои блестящие победы, ему предстояла битва одни на один с могущественным неприятелем, битва не при громе пушек, а в глубокой тишине морозной зимней ночи. От этой битвы зависела не только судьба его, но даже судьба целого Русского государства.

      Но мысли начинают путаться, берет дремота, глаза сами собою смыкаются.

      Миних вскочил с постели, снова надел халат и туфли и начал ходить по комнате.

      «Нет, этак заснешь!» – думал он. Взглянул на часы: уже скоро два часа. Он снова снял халат и начал одеваться. Вот он уж готов. Он кликнул своего камердинера, велел поскорее заложить карету, да тихо, не будить никого, и чтоб кучер дожидался во дворе.

      Камердинер вышел, а Миних отправился будить Манштейна.

      Манштейн сладко спал, забывши все любопытство, возбужденное в нем непонятным поступком фельдмаршала. Но вот он проснулся, протер глаза и увидел перед собою Миниха в полной парадной преображенской форме.

      – Одевайтесь скорее, – сказал Миних. – Нам пора ехать.

      – Куда ехать? – спросил Манштейн.

      – В Зимний дворец, а оттуда в Летний!

      Глаза Манштейна широко раскрылись: он начинал понимать, в чем дело.

      – Я думаю, что могу на вас положиться, – проговорил фельдмаршал, протягивая ему руку. – Ведь вы готовы идти со мною?

      – Еще бы! – с нервной дрожью сказал Манштейн. – Куда угодно, на какие угодно опасности.

      – Вы понимаете, в чем дело?

      – Понимаю, ваше сиятельство! Вы можете на меня положиться.

      – Благодарю вас. Впрочем, я и так в вас уверен.

      Через несколько минут с заднего двора дома Миниха выехала карета и быстро помчалась по направлению к Зимнему дворцу.

      На петербургских улицах стояла глубокая тишина: все спало мертвым сном, только кое-где за воротами лаяли собаки, только, покачиваясь со стороны на сторону, разводя руками и о чем-то рассуждая сама с собою, через улицу плелась жалкая, отрепанная фигура пьяного мастерового.

      Быстро мчавшаяся карета чуть было не наехала на эту фигуру. Пьяный мастеровой, однако, вовремя отшатнулся, повалился на снег и долго бессмысленно глядел на удалявшуюся карету. Он не понимал, что это такое промчалось, да и где же ему было понять? Если б не только пьяный мастеровой, но и весь Петербург проснулся и увидел эту карету, то и тогда бы никто не понял, как много она значит.

      Эта карета приснилась