Внутренний порок. Томас Пинчон

землеотводов: водные угодья, закладные, ипотечная история, чего б душа ни пожелала, попомни мое слово, так и будет». Пока же, в подлинном не-научно-фантастическом мире оставалась лишь тетки-Ритова сверхъестественная чуйка на все, что касалось земли, на истории, которые редко возникали в актах или договорах, особенно брачных, на семейные распри многих поколений, большие и малые, на то, где как течет – или раньше текла – вода.

      Она сняла трубку на шестом звонке. В глубине орал телевизор.

      – Только быстро, Док, у меня сегодня прямой эфир и еще четверть тонны грима накладывать.

      – Что ты мне можешь сказать про Мики Волкманна?

      Если даже секунда набрать воздуху ей потребовалась, Док не заметил.

      – Вестсайдская мафия хохдойчей, крупнее не бывает, строительство, сбережения и займы, где-то в Альпах зарыты необлагаемые миллиарды, говоря строго – еврей, но хочет быть нациком, часто расходится вплоть до буйства, если кто-то забывает писать его фамилию с двумя «н». Чего он тебе?

      Док вкратце изложил ей суть визита Шасты и ее рассказ о заговоре против состояния Волкманна.

      – В недвижимости, – заметила Рит, – бог свидетель, нас таких мало, кто чужд нравственной двусмысленности. Но есть такие застройщики, рядом с которыми и Годзилла – борец за охрану окружающей среды, и тебе, Лэрри, туда лучше бы не соваться. Кто платит?

      – Ну…

      – На авось, значит? вот так удивил. Послушай, если Шаста не может тебе заплатить, вероятно, Мики ее кинул, а она валит на жену и жаждет мести.

      – Возможно. Но вот, скажем, мне захочется потусоваться и потрындеть с этим Волкманном?

      Это раздраженный вздох?

      – Твой обычный подход я бы пробовать не рекомендовала. Он ездит везде с десятком байкеров, главным образом – выпускники Арийского братства, они ему тылы прикрывают, все говнюки такие, что клейма ставить не на чем. Попытайся в кои-то веки записаться на прием.

      – Минуточку, я общественные науки, конечно, много прогуливал, но… евреи и АБ? Разве там нет… какой-то, как ее… ненависти?

      – В Мики главное что – он непредсказуемый. Последнее время все больше и больше. Кое-кто сказал бы, эксцентрик. Я же – что он обдолбан до полного охуения, ничего личного.

      – А громилы эти его – они ему верность хранят, даже если побывали там, где могли дать какую-то присягу, а в ней, возможно, там и сям пунктики про антисемитизм?

      – Приблизишься к чуваку на десять кварталов – они тебе под машину бросятся. Не остановишься – гранату под колеса катнут. Хочешь с Мики поговорить, никакой спонтанности не надо, и ловчить даже не стоит. Иди по инстанциям.

      – Ага, но Шасте я тоже геморроя не хочу. А где, по-твоему, на него наткнуться можно, ну, типа, случайно?

      – Я младшей сестренке своей слово дала – малыша никакой опасности подвергать не стану.

      – Да мы с Братством кореша, тетя Рит, я знаю, как им руку жать и прочее.

      – Ладно,