Внутренний порок. Томас Пинчон

на Гавайи переселился, бухал бы круглосуточно да врубался в волны Уаймиа – а еще лучше, нанял бы кого-нибудь другого, чтоб врубались за него…

      – Господин приличных убеждений, – хмыкнул он.

      – Ладно тебе, Док. Женатик он.

      – Что-то… про деньги.

      Она откинула волосы, которые вообще-то никуда и не падали, и вздела бровь: и что?

      Доку-то ништяк.

      – А жена – она о тебе знает?

      Шаста кивнула.

      – Но она тоже кое с кем видится. Только тут все не как обычно – они вместе одну жуткую аферку крутят.

      – Отвалить с мужниным состоянием, ну, я, кажется, слыхал о таком – пару раз в Л.А. бывало. И… чего именно ты от меня хочешь? – Он отыскал бумажный кулек, в котором принес домой ужин, и стал деловито притворяться, будто что-то на нем записывает: мундир приличной цыпы, макияж должен изображать свое отсутствие или что угодно – ему светил прежний знакомый наезд, которых от Шасты рано или поздно всегда можно дождаться. Будет ли когда-нибудь этому конец, подумал он. Конечно, будет. Уже был.

      Они прошли в гостиную, и Док растянулся на кушетке, а Шаста осталась на ногах и как бы дрейфовала по всей комнате.

      – Это… они хотят, чтоб и я туда влезла, – сказала она. – Думают, у меня к нему доступ, когда он уязвим – или уязвимее обычного.

      – С голой жопой и спит.

      – Я знала, ты поймешь.

      – И ты, Шаста, по-прежнему стараешься прикинуть, правильно это будет или нет?

      – Хуже. – Просверлила его тем взглядом, который он помнил прекрасно. Когда помнил, то есть. – Насколько я должна быть ему верна.

      – Надеюсь, ты не у меня это хочешь узнать. Помимо обычного шаблона, которым люди обязаны тем, кого ебут на постоянной основе…

      – Спасибо, Дорогая Эбби про то же самое говорила.

      – Ништяк. Стало быть, эмоции в сторону – давай глядеть на деньги. Сколько он за твое жилье платит?

      – Целиком. – Лишь на секунду он уловил прежнюю дерзкую ухмылку с прищуром.

      – Солидно?

      – За Хэнкок-Парком.

      Док насвистел заглавные ноты битловской «Любовь не купишь», забив на то, как Шаста на него посмотрела.

      – И ты, конечно, за все даешь ему расписки.

      – Гондон ты, если б я знала, что ты злишься до сих пор…

      – Я? У меня профессиональный подход, только и всего. Сколько женушка и мол-чел тебе за это предлагают?

      Шаста назвала сумму. Доку приходилось гонять по Пасадинской трассе наперегонки с пришпоренными «роллзами», набитыми возмущенными сбытчиками герыча, – сотня миль в час по туману, давай порули по грубо сработанным зигзагам, – приходилось гулять по закоулкам к востоку от реки Л.А., а для обороны в карманах штанов лишь заемный гребень для афро-шевелюр, входить в Окружной суд Лос-Анджелеса и выходить из него с небольшим состоянием в виде вьетнамской дури, а теперь уже едва ли не убедил себя, что с той безрассудной эпохой, считай, покончено, – однако вот после такого ему опять стало как-то нервно в душе.

      – Это… – тут бы осторожней, – тогда это не просто парочка «полароидов» с порнухой. Шмаль в бардачок – не ‘от такое ‘от…

      В