Внутренний порок. Томас Пинчон

Док напечатал: «Не галлюцинирует».

      – Никого и ничего. Город-призрак. Только щит здоровенный торчит: «Скоро на Этом Месте», – дома по дятловым ценам, торговый центр, еще какая-то срань. И угадайте, кто там строит.

      – Опять Волкманн.

      – Точно.

      На стене у Дока висела карта местности.

      – Покажите. – Район, в который ткнул Тарик, располагался вроде бы по прямой отсюда на восток, вдоль бульвара Артезия, и через полторы минуты чтения карты Док сообразил, что это, должно быть, и есть участок «Жилмассива “Вид на канал”». Он сделал вид, будто определяет национальность Тарика: – А вы, типа, еще раз, кто – японец?

      – Э-э, вы давно ли этим занимаетесь?

      – Похоже, это к Гардене ближе, а не к Комптону, только и всего.

      – Вторая мировая, – ответил Тарик. – До войны большая часть Южного Центра все еще была японскими кварталами. Тот народ отправили в лагеря, а мы заселились, как новые япы.

      – И теперь ваша очередь двигаться дальше.

      – Скорее месть белого человека. Трассы возле аэропорта не хватило.

      – Месть за?..

      – Уоттс.

      – Беспорядки.

      – Кое-кто из нас говорит «восстание». Важняк – он просто выжидает.

      Долгая печальная история лос-анджелесского землепользования, как никогда не уставала подчеркивать тетка Рит. Мексиканские семьи вышвырнули из оврага Чавес, чтобы выстроить стадион «Живчикам», из Банкер-Хилла вымели индейцев ради Центра музыки, район Тарика весь сгребли бульдозерами для «Вида на канал».

      – Если я раздобуду вам однокрытника, он вам долг вернет?

      – Не могу вам сказать, какой он.

      – И не нужно.

      – А, и вот еще – авансом я вам ничего дать не смогу.

      – Это ништяк.

      – Млат был прав – вы один такой ебанутый белый.

      – Как поняли?

      – Сосчитал.

      Два

      Док поехал по трассе. Восточные полосы кишели автобусами-«фольксвагенами» в дрожких огурцах, уличными полусфериками в одной грунтовке, деревяшками из настоящей дирборнской сосны, «поршами» с телезвездами за рулем, «кадиллаками» со стоматологами, что направляются на внебрачные свиданки, безоконными фургонами, в которых развертываются зловещие подростковые драмы, пикапами с матрасами, набитыми сельской родней из Сан-Хоакина, – все они катили бок о бок в эти огромные застроенные поля без горизонтов, под линиями электропередачи, и все приемники лазерно нацелены на ту же парочку последних АМ-станций, под небом как разбавленное молоко, а белая бомбардировка солнца засмоглена до невнятного мазка вероятности, в чьем свете поневоле задашься вопросом, возможно ли когда-нибудь то, что можно считать психоделикой, или – облом! – все это время она происходила где-то на севере.

      Начиная с Артезии знаки вели Дока к «Жилмассиву “Вид на канал”, по замыслу Майкла Волкманна». Там попадались ожидаемые местные парочки, которым не терпелось взглянуть на следующий КуГоЗаЦ[4], как тетка Рит склонялась называть большинство своих знакомых типовых домов. То и дело по

4

Зд.: кусок говна с завышенной ценой.