Господин Великий Новгород (сборник). Даниил Мордовцев

Ветер их не доноси, земля не допусти…

      Марфа невольно оглянулась назад… «Окаянное, окаянное отродье!.. Ево постать, ево волосы».

      – Это, баба, русалка?.. Очавница… чаровница? – приставал Исачко.

      – Молчи, невеголос! Ступай к маме…

      – А для чево Упадыш тут? Да он ли то был? Не дьявол ли навещает кудесницу?..

      Чайки все чаще и чаще кружились над водой, оглашая утренний воздух криками. Впереди синела и искрилась широкая, словно море, полоса воды. Это Ильмень-озеро, которое поит своею водой Волхов, а Волхов – Новгород Великий… «Из Волхова воды не вычерпать – из сердца туги не выгнати…»

      Вот и Перынь-монастырь… Вон то место, где волокли когда-то с холма Перуна…

      «Выдыбай[55], боже! Выдыбай, Перуне!.. Как-то, ты, Господине Великий Новгород, выдыбаешь?.. Выдыбай, выдыбай!.. А от князя Михайлы все нету вестей… Эх, Олельковичу, Олельковичу!.. Вот уже третий месяц, как уехал в свой стольный Киев-град, а про Марфу и забыл… Серым волком бежал из Новгорода, услыхав о смерти киевского князя, своего брата Симеона: «Сяду-де на стол киевский, на стол Володимеров и Ярославов, и тебя-деи, Марфу-голубку, посажу рядом с собою!» Вот и жди Марфа! Дождешься ли венца киевского?.. А седина уже будет под золотом?.. Ни-ни!.. Венец помолодит и буйную головушку… На зло же тебе, бесу-прелестнику, за ту льняную девью косу, что там вон, на брезе Волхова, красуется… Твоя она!.. А ты сам где?»

      – Мама! Мама! Сколько воды там!.. Какой большой Волхов!

      – Это, сыночек, Ильмень-озеро.

      – Ильмен-озеро… Ишь какое! А какая вон, мама, церква?

      – То, дитятко, Перынь-монастырь.

      «Далеко, далеко Ивану московскому до Новгорода Великого, не досягнути, руки коротки! Ковшом моря не вычерпаешь – Москвою Новгорода не изымаешь…»

      – Чаровнице-ту и цвет папоротника в руки даетца.

      – А единова мужик искал ночью под Иванов день коня… конь сбежал у нево. А цвет папоротника и запади ему в лапоть… И видит он под землею клады великие – злато и серебро…

      – Суши весла! – раздался вдруг повелительный голос кормчего, которым был сам Димитрий, старший сын Марфы, недавно возвратившийся из посольства, от короля Казимира.

      Гребцы разом взмахнули веслами – и насад, силою прежнего хода, ровно и тихо подошел к берегу.

      – Выноси на берег поминки! Да с осторогою.

      Кинули на берег сходцы. Марфа, держа за руку внучка и сама поддерживаемая Федором, сошла с насада на землю и перекрестилась. За нею сошли другие члены ее семейства и некоторые из челяди – «старая чадь». Остальная челядь и гребцы стали выносить из насада на берег монастырские «поминки» – богатый вклад монастырю, привезенный Марфою.

      Вынесли на берег, вернее, выкатили бочку беременную романеи на утешение братии, бочонок вина «алкану», бочонок «бастру красного»; там потащили «ягоды изюмны», «кардамон», «ядра миндальны», пшено сорочинское для кутежей поминальных… всего навезла благочестивая вдовица Марфа братии монастырской, чтобы братия молилась о ее здравии и спасении и «о во всем благом поспешении…»

55

От «выдыбать» – вынести, пронести счастливо; надыбал – счастливо нанесло-навело.