Шестая жена короля Генриха VIII. Луиза Мюльбах

милорд, я видел ее! – произнес вдруг другой голос, и другой кавалер вступил из зала в комнату. Он подошел к королю и, склонив пред ним колена, сказал громким, решительным голосом: – Ваше величество, и я тоже прошу о пощаде Марии Аскью!

      В этот момент послышался легкий крик в той стороне, где стояли дамы, и на одно мгновение над головами остальных женщин показалось бледное, испуганное лицо леди Джейн Дуглас.

      Но никто не обратил на это внимания. Все взоры были устремлены на группу, стоявшую посередине комнаты; все с напряженным вниманием смотрели на короля и обоих молодых людей, которые осмеливались выступить на защиту женщины, осужденной самим королем.

      – Генри Говард, граф Сэррей! – воскликнул король, и теперь на его лице промелькнула тень гнева. – Как? И вы решаетесь просить за эту девушку? Так вы даже не хотите предоставить Томасу Сеймуру преимущество быть самым безрассудным человеком при моем дворе?

      – Я не хочу, ваше величество, позволить ему думать, что он храбрее всех, – возразил молодой человек, устремив на Томаса Сеймура вызывающий взгляд.

      Последний ответил на это холодной, пренебрежительной усмешкой и, пожимая плечами, сказал:

      – О, я охотно позволяю вам, граф Сэррей, безопасно следовать за мною по тропинке, прочность которой я предварительно испытал, рискуя собственной жизнью. Вы видели, что я до сих пор не потерял еще ни головы, ни жизни в этом безумно смелом предприятии, и это придало вам мужества последовать моему примеру. Есть новое доказательство вашей рассудительной храбрости, почтеннейший граф Сэррей, и я должен похвалить вас за это.

      Яркая краска ударила в благородное лицо графа, его глаза метали молнии, и, дрожа от гнева, он, положив свою руку на меч, начал:

      – Похвала Томаса Сеймура, конечно…

      – Молчать! – повелительно перебил его король. – Я не позволю, чтобы двое благороднейших кавалеров моего двора вздумали сделать днем раздора тот день, которому следовало быть великим общим праздником. Поэтому приказываю вам примириться. Подайте друг другу руки, и пусть ваше примирение будет искренним. Я, ваш король, повелеваю вам это.

      Молодые люди обменялись взорами ненависти и едва сдерживаемого бешенства и высказали друг другу глазами те оскорбительные и вызывающие слова, которые не смели больше произнести их уста. Король приказал, и при всем своем могуществе и знатности они должны были повиноваться королю. Поэтому они беспрекословно подали друг другу руки и пробормотали несколько тихих, невнятных слов, которые, пожалуй, должны были выражать взаимное извинение, но остались непонятыми обоими.

      – А теперь, ваше величество, – сказал после того граф Сэррей, – я осмеливаюсь повторить свою просьбу. Пощадите, государь, пощадите Марию Аскью!

      – А вы, Томас Сеймур, – спросил король, – повторяете ли вы также вашу просьбу?

      – Нет, я от нее отказываюсь. Граф Сэррей защищает Марию Аскью, следовательно, я отступаю назад, потому