Не бойся быть моей. Кейт Хьюит

тебе необходимо есть, чтобы поддерживать силы.

      Да, он прав, сил у нее почти не осталось. Линдсей поднесла вилку ко рту и начала жевать, не ощущая вкуса того, что она ест. Антониос не преминул это отметить, саркастически бросив:

      – Недостаточно вкусно?

      Она закатила глаза.

      – Не начинай, Антониос.

      – Мне просто интересно, как, имея в своем распоряжении такую роскошь, ты ухитрилась почувствовать себя несчастной.

      – Жизнь – это не только роскошь. Это еще и внимание, поддержка и забота любимого.

      Линдсей осеклась, понимая, что сказала слишком много – а ведь она дала себе зарок не спорить больше.

      – Уж не хочешь ли ты сказать, что была лишена всего этого?

      – Конечно, была. Ты не давал мне всего этого в том объеме, в котором я нуждалась.

      – Ты никогда не говорила мне, что именно тебе нужно.

      – Я пыталась, – устало возразила Линдсей.

      – Когда ты пыталась?

      – Бесчисленное количество раз. Мне было некомфортно на вечеринках, тем более что я играла роль хозяйки.

      Антониос нахмурился, и Линдсей поняла, что он даже не помнит те беседы, что давались ей с таким трудом. Наконец он ответил:

      – Я тебе говорил, что со временем все наладится. Что нужно лишь познакомиться с людьми.

      – А я говорила, что для меня это трудно.

      Мужчина пожал плечами, как он делал и раньше.

      – Это не причина для разрыва брака, Линдсей. Ты что, хочешь сказать, что ушла от меня потому, что тебе не нравились вечеринки?

      – Нет. – Она глубоко вздохнула. – Я ушла, потому что ты никогда не слушал меня. Бросил меня в Греции, точно очередной чемодан, привезенный из поездки, о котором ты ни разу не вспомнил.

      – Мне нужно было работать, Линдсей.

      – Поверь, я знаю. Работа была для тебя всегда на первом месте.

      – Но раньше ты не очень-то этим тяготилась.

      Линдсей усмехнулась, и смех прозвучал резко и пронзительно.

      – Ты не меняешься, да? Я пытаюсь тебе рассказать о своих чувствах, а ты настаиваешь на том, что я не могла испытывать ничего подобного. Вот почему я уехала, Антониос – потому что та жизнь, настоящая, оказалась совершенно иной, нежели сказка, которую мы вместе создали в Нью-Йорке. И это сделало меня несчастной.

      Антониос нахмурился.

      – Что ты имеешь в виду?

      – Не важно, – бросила Линдсей.

      Она никогда не рассказывала мужу о матери, и не станет сейчас. Есть в жизни вещи, о которых лучше промолчать, а еще лучше – забыть. У Линдсей ком застрял в горле. Ей нельзя плакать – не сейчас, в самолете, на глазах у Антониоса.

      – Боже, Линдсей, если ты собираешься молчать, как вообще я должен понять тебя?

      – Я не хочу, чтобы ты меня понимал, Антониос, – глухо ответила она. – Уже не хочу. Все, что мне нужно, – это развод. И, полагаю, ты меня в этом поддержишь. – Она прерывисто вздохнула. – Неужели тебе нужна жена, которая тебя бросила, потому что прошла любовь?

      Глаза