Не бойся быть моей. Кейт Хьюит

почувствовать жар его тела, тепло губ на своих губах, то чувство, что ты желанна и любима.

      Антониос подвинулся, пропуская ее. Линдсей облегченно вздохнула и, быстро проскользнув мимо, закрылась в ванной комнате, раздираемая противоречивыми чувствами: радостью оттого, что все обошлось, и отчаянием от осознания, что подобный миг не повторится.

      Десять минут спустя чемодан был упакован, и Антониос отнес его к арендованной машине, ожидающей их на парковке колледжа. Линдсей, устроившись на кожаном сиденье, откинулась на спинку, ощущая себя невероятно уставшей.

      – Тебе не нужно никого предупредить? – спросил ее муж. – Сказать, что ты уезжаешь.

      – Нет.

      После смерти отца прошлым летом Линдсей перестала работать ассистентом преподавателя на вступительных курсах, так что ее присутствие на работе не требовалось.

      – Никто не станет беспокоиться? – спросил Антониос. – Интересоваться, куда ты пропала?

      – Я напишу коллегам. Они поймут.

      – Ты им рассказывала обо мне?

      – Ты же знаешь, что да, – отозвалась Линдсей. – Мне нужно было объяснить, почему я ушла с работы, оставила дом и переехала в Грецию.

      Руки Антониоса, лежащие на руле, напряглись.

      – Это был твой выбор, Линдсей, – наконец ответил он.

      – Я знаю.

      – Ты сказала, что тебя ничто не держит в Нью-Йорке.

      – Тогда я именно так и думала.

      Антониос мельком взглянул на нее; видно было, что он хочет что-то добавить, но сдерживается.

      В течение трехчасовой поездки до Нью-Йорка оба молчали. Антониос вернул машину в прокат и принес чемоданы в аэропорт. Зарегистрировавшись, они в мгновение ока очутились в салоне первого класса, где стюарды предлагали шампанское и канапе.

      Как нелепо было сидеть в этой роскоши с бокалом шампанского в руке – точно они молодожены в медовый месяц, нежно любящие друг друга. Линдсей бросила украдкой взгляд на мужа – его темные брови были сведены на переносице, а губы сжаты, – и внезапно ей захотелось сказать какую-нибудь глупость, чтобы рассмешить его.

      – Кто-нибудь знает? – спросила она, и Антониос бросил на нее подозрительный взгляд.

      – Знает что?

      – Что мы… расстались.

      Губы Антониоса сжались в полоску.

      – Мы вообще-то официально и не расставались. И никто ни о чем не знает.

      – И твои сестры тоже? – настойчиво продолжала Линдсей.

      У Антониоса было три сестры: властная, уверенная в себе Парфенопа – она была замужем и имела сына, общительная восторженная Ксанте и Ава, ровесница Линдсей, но во всем остальном резко отличавшаяся от нее. Линдсей так и не удалось наладить с ними контакт: девушки считали себя ответственными за младшего брата и к его американской невесте отнеслись с подозрением и осторожностью. Они по команде Антониоса уступили новой хозяйке дома ведение всех дел – это было знаком уважения, по словам мужа. Но Линдсей казалось, что они презирают ее. Они легко управлялись с ведением поместья и организацией