КВАЗИ. Сергей Лукьяненко

ая будка, закрытая с трёх сторон от ветра. Неужели жильцы и впрямь ходят туда курить, с балконов и подъездов? Особенно зимой? Да не поверю!

      Но по всему выходило – жить в доме с таким двором должны добрые, весёлые люди. На площадке с качелями должна звонко галдеть детвора, на лавочках судачить о своём, вечном, старики, а посреди двора сидеть, умываясь, толстая рыжая кошка.

      Ладно, не обязательно рыжая. Пусть будет чёрная.

      – Звук был нехороший, – сказала консьержка.

      – Нехороший – это какой? – уточнил я. – «Уэ-уэ-ээ?»

      Консьержка вздрогнула. Невысокая, крепко сбитая – такие не склонны к пустым истерикам. Да и возраста ей было за сорок, и, судя по всему, она много чего повидала.

      – Нет, не настолько нехороший, – сказала она. – Бум!

      – Бум? – Я посмотрел на неё с иронией.

      Консьержка надула щеки и выдохнула:

      – Пух!

      Это и впрямь немного походило на выстрел.

      – Откуда слышали? – спросил я.

      – Из окна донеслось. – Консьержка показала вверх, на балкон третьего этажа. Балконная дверь была открыта. – Я тут, у ограды… – Она замялась.

      – Курили, – кивнул я.

      – Нам нельзя далеко от подъезда отходить, – стала оправдываться консьержка. – Я тут стояла, тихо было, и вдруг – «пух»! Я поднялась. Это профессора квартира…

      Что-то у неё дрогнуло в лице при этих словах. Ничего криминального, пожалуй. Либо интрижка, но вряд ли «профессор» будет крутить роман с немолодой и некрасивой прислугой. Либо просто неприязнь. К профессору? Нет… но как-то с ним связано…

      Ладно, отложим на потом.

      – Не открывает?

      Консьержка замотала головой:

      – Не открывает! А он на работу не уходил. Жена… ушла с утра, а он остался.

      Ага. Понятно. Жену профессора она не любит. Что ж, это бывает.

      – Жена ушла до «бум-пух»? – спросил я.

      – До, – с явным сожалением признала консьержка.

      – И кто там с ним ещё остался?

      – Никого.

      Версия у меня уже вырисовывалась. Очень неприятная версия.

      – Итак… подозрительный звук вы услышали… – я посмотрел на часы, – сорок семь минут назад.

      – Много, – вздохнула консьержка.

      – Виктор Аристархович? – уточнил я.

      – Виктор Аристархович, – кивнула консьержка, и лицо у неё стало совсем уж страдающим. – Квартира двадцать четыре.

      Похоже, у консьержки уже сложилось своё мнение о произошедшем. А я привык доверять мнению таких женщин, что ещё в лес за грибами-ягодами ездили.

      – Будьте внизу, – сказал я. – И если что… позвоните.

      Она кивнула и спросила:

      – Может, дворника позвать?

      – Позовите, – разрешил я, вошёл в подъезд и стал подниматься по лестнице. Этаж невысокий, обойдёмся без лифта, зато проверим обстановку.

      Подъезд был хороший, как и дом. Все чисто, на подоконниках цветы, никакой грязи, никаких окурков и граффити на стенах. Живут приличные люди, и детей хорошо воспитывают… хотя нет, вот одна, пусть и закрашенная, но проступающая надпись на стене: «КВАZИ – МРАЗИ!»

      С содержанием я был согласен, но все-таки портить стены нехорошо.

      Дверь двадцать четвертой квартиры тоже была приятной. Металлическая, конечно, но облицованная снаружи деревянным шпоном. Два замка. Глазок. Все как положено.

      Если честно, то у меня уже было достаточно информации, чтобы вызвать команду зачистки. Но то, что случится после её приезда, меня не устраивало.

      Я снял с пояса рацию.

      – Денис Симонов, дознаватель смертных дел. Нахожусь на вызове, адрес – Последний переулок, дом два, двадцать четвертая квартира. Мне кажется, что я слышу слабые стоны и призывы о помощи! – громко сообщил я, прижав тангенту. – Принимаю меры по проникновению в квартиру.

      Прежде чем опомнившийся диспетчер успел что-то сказать, я вернул рацию на пояс и достал пистолет.

      Нет ничего нелепее, чем пытаться выбить пулей замок. Результатом может стать то, что дверь намертво заклинит. Или то, что пуля отрикошетит тебе в голову. Но выбора у меня… выбора у меня…

      Я секунду всматривался в дверь. Потом толкнул её стволом.

      Дверь плавно открылась. Она была не заперта, просто аккуратно притворена.

      Повезло. Очень интеллигентный был человек Виктор Аристархович. Оставить дверь открытой, когда собираешься застрелиться, – это очень, очень культурный поступок.

      – Виктор Аристархович! – на всякий случай крикнул я в полутёмную квартиру. – У вас дверь открыта! Можно войти?

      Тишина.

      Да, видимо, консьержка все правильно услышала, а моя догадка верна.

      Я вошёл, держа пистолет перед собой. Налево… направо… в прихожей