Лучше не бывает. Айрис Мердок

темноту как род высшего испытания, где найденные сокровища и смерть от утопления соединяются в звенящем водовороте божественной потери сознания. Но все это было лишь в его фантазиях. В реальности он делал только робкие и короткие попытки исследовать пещеру: ненадолго заплывал в ее пасть и сразу же выплывал оттуда, задолго до того, как прилив затопит вход, который открывался только на сорок минут.

      – Ладно, иди, если хочется, – сказала Барбара. – Только, я думаю, глупо делать то, чего боишься. Это признак невротизма.

      – Я не боюсь, мне интересно. Это пещера контрабандистов. Я бы хотел узнать, не осталось ли там чего-нибудь.

      – Откуда тебе знать, что это пещера контрабандистов? Ты даже не знаешь, кем был Гуннар, контрабандистом или кем-то еще. Может быть, его вообще не существовало. Это не то что римляне. Гуннар – выдумка.

      – Римляне! Ха-ха! Помнишь римскую монету, что ты нашла в бассейне?

      – Да.

      – Так вот, на самом деле ты вовсе и не нашла ее… Я подбросил ее туда, чтобы ты нашла. Я ее купил у одного парня из школы.

      Барбара села и одернула платье. Она смотрела на Пирса.

      – Мне мерзко то, что ты рассказал мне об этом сейчас! Ненавистно!

      Пирс встал. Он пробормотал:

      – Ладно, я сделал это, чтобы порадовать тебя.

      – А сейчас ты говоришь, чтобы сделать мне больно.

      Что случилось с нами, думал Пирс. Ведь нам было так хорошо когда-то.

      С мягким пушистым звуком Монроз вдруг материализовался на вершине надгробия с парусником и, подобрав лапки, превратился в шерстяной шар, глядя на Барбару надменными узкими глазами. Пирс схватил кота на руки и, вдохнув запах одеколона Барбары, еще остававшийся на его шерсти, кинул кота Барбаре на колени.

      Он сказал:

      – Я виноват, Барбара, не сердись на меня.

      Барбара повернулась и, стоя на коленях во мху, прижала Монроза к своему лицу. Пирс встал на колени напротив нее и, вытянув палец, коснулся ее обнаженного колена. Они в замешательстве смотрели друг на друга, почти со страхом.

      – Я тоже виновата, – сказала она. – Думаешь, мы стали плохими?

      – Что значит – плохими?

      – Ну, знаешь, когда я была моложе, я читала в газетах и книгах о мерзких, по-настоящему плохих людях. Но при этом я чувствовала себя хорошей и невинной, я чувствовала, что эти люди совсем другие, чем я, и что я никогда не стану плохой и не буду вести себя всерьез плохо, как они. Ты чувствуешь то же самое?

      – Я не знаю, – сказал Пирс, – я думаю, мальчики всегда больше знают о плохом. – Но он не был уверен.

      – Хорошо, – сказала Барбара, – боюсь, что все оказывается гораздо сложнее, чем я предполагала.

      – Октавиен, дорогой, ты никогда не ляжешь спать?

      – Сейчас иду, дорогая. Слышишь, сова!

      – Да, как мило. Между прочим, Мэри решила арендовать пони для Барбары.

      – Хорошо. Кейт, дорогая, зубная паста кончилась.

      – Там новый тюбик на столике. Не споткнись о карты и путеводители.

      – Дорогая, я думаю, у нас