Ожерелье Дриады. Дмитрий Емец

ехидно сказал Хнык. – А как Арей поживает?

      – Понятия не имеем, – сказал Чимоданов.

      Это было правдой. Все они не видели Арея уже два с половиной месяца, с того дня, как он отдал карту Варваре. Где он теперь и что с ним – загадка. Лишь мельком они слышали от Эссиорха, что за голову мечника Лигул назначил награду.

      В разговоре Хнык то и дело вопросительно поглядывал на Мефа, точно принюхивался к нему. Даф присела на корточки и, открыв рюкзак, неназойливо продемонстрировала Хныку флейту. Хныкус Визглярий Истерикус Третий, неглупый, как все суккубы, правильно понял намек и прикрыл словесную лавочку на вербальный засов.

      – А что за контора? – спросил Меф.

      – Так контора она контора и есть! Офис, стало быть! – уклонился Хнык, тревожно косясь на рюкзак Дафны.

      Меф с интересом разглядывал Хныка. В отличие от Дафны, простроченного лица он не замечал, но все равно ощущал тревожащую двойственность. Он давно обнаружил, что выражение – или то, по чему мы судим о выражении – зависит порой от малейшего пустяка: едва приметного движения мышцы, поворота головы или случайной тени, скользнувшей по крылу носа. Даже горошину за щекой не спрячешь так, чтобы это не отразилось на лице.

      Вот и в лице Хныка он явственно улавливал ложь, но, чувствуя ее, не понимал, откуда она возникает. Суккуб продолжал что-то лепетать, подпрыгивать и несколько раз в разговоре с Мефом упоминал Прасковью, всякий раз гадко подмигивая.

      – А что, получается, Прасковья сейчас главная? – наивно спросил Мошкин.

      Хнык улыбнулся правой половинкой рта и туманно пошевелил пальчиками, будто намекал на что-то, чего не мог озвучить.

      – Главная-то она главная… Да! Мы ее страсть как уважаем, нюня моя! Да только мы существа подневольные. Маленькие существа, то есть. Нам до такого высокого начальства не допрыгнуть. У нас и поближе начальник есть. Помощник Прасковьи!

      – Ромасюсик, что ли? – поразилась Даф.

      Хнык захихикал, продемонстрировав зубки. С одной стороны рта они были мелкие, женские, острые, как у хорька, со следами помады, а с другой – крупные, тесно-крепкие, с синеватой подъединкой в стыках. Такие идут обычно в комплекте с квадратным подбородком.

      – Какой там Ромасюсик, мамуля! Ромасюсик – пуф! А тут личность! Персона, нюня моя! Куда там Арею!.. Тому бы только головы сносить, а тут государственный ум! – В голосе Хныка послышалось благоговейное уважение, какое нередко испытывает мелкий жулик при виде махинатора крупного калибра.

      Хорошее настроение Дафны дало трещину. Новость была скверная. Как она и предполагала, Лигул не доверил Прасковье самостоятельное руление российским мраком, а прислал из Тартара кого-то более толкового. Прасковье же была уготована роль свадебной генеральши. Она сколько угодно могла расплавлять взглядом комиссионеров, рвать пергаменты, страдать от силы собственных желаний и хохотать – но только этим все и ограничивалось.

      Не она же, в конце концов, устроила эти десять безостановочно работающих окон, в которые то и дело просовывались