Великолепная Софи. Джоржетт Хейер

предано забвению!

      – Ты имеешь в виду его кредиторов? Нисколько в этом не сомневаюсь. А вот что скажешь ты, если всю жизнь будешь вынуждена скрываться от этих весьма назойливых личностей?

      Леди Омберсли невольно содрогнулась:

      – Увы, любовь моя, это правда! Ты не представляешь себе, какое это унижение… Но не будем об этом!

      – Моей сестре бесполезно говорить о чем-либо, кроме содержания очередного романа, которые она берет в библиотеке! – заявил Чарльз. – Она должна быть благодарна, что, учитывая положение, в котором оказалась наша семья, ей представилась возможность заключить хотя бы мало-мальски респектабельный союз! Но нет! Ей предлагают не просто респектабельный, а превосходный брак, а она ведет себя, как какая-нибудь мисс из Бата, убивающаяся из‑за поэта! Поэта! Боже мой, мама, если бы тот образчик его таланта, который вы столь опрометчиво решили мне прочесть… Но у меня больше не хватает терпения спорить об этом! Если вы не сумеете внушить ей, что она должна вести себя так, как подобает девушке ее происхождения, то лучше отправить ее в Омберсли, чтобы она поостыла: может, это приведет ее это в чувство!

      Вымолвив столь ужасную угрозу, он быстрым шагом вышел из комнаты, оставив сестру рыдать, а мать – восстанавливать утраченное присутствие духа посредством нюхательных солей.

      В перерывах между всхлипываниями Сесилия принялась жаловаться на несправедливую и жестокую судьбу, подарившую ей брата – бессердечного тирана, и родителей, решительно неспособных понять ее чувства. Леди Омберсли, несмотря на то что искренне сочувствовала дочери, не могла этого снести. Заявив, что не может отвечать за сострадательность своего мужа, она заверила Сесилию, что ее собственные душевные порывы позволяют ей сполна оценить все муки запретной любви.

      – Когда я была в твоем возрасте, родная, нечто похожее произошло и со мной, – со вздохом призналась она. – Он не был поэтом, разумеется, но я полагала, что безумно люблю его. Но у нас не было будущего, и я в конце концов вышла замуж за твоего папу, который считался прекрасной партией, потому что тогда еще не начал проматывать свое состояние, и… – Она оборвала себя на полуслове, сообразив, что подобные воспоминания сейчас звучат крайне неуместно. – Словом, Сесилия, – хотя я не должна говорить тебе этого – люди нашего круга женятся или выходят замуж не только ради собственного удовольствия.

      Сесилия слушала мать молча, понурив голову и промокая глаза уже влажным носовым платком. Она знала, что избалована любовью одного из родителей и жизнерадостным равнодушием другого, и прекрасно понимала, что, узнав о ее увлечении до того, как лорду Чарлбери было позволено выразить ей свои чувства, леди Омберсли проявила к ней куда больше внимания и уважения, чем считалось позволительным у большинства представителей ее круга. Сесилия, конечно, зачитывалась романами, но при этом сознавала, что смелое и даже отчаянное поведение ее любимых