ЧЯП. Эдуард Веркин

восемь, а она лепит и лепит. Что мне ее было – пинками отгонять? Вот, теперь поглядите что.

      – Красиво, – согласился Грошев. – Как тебе, Костя?

      – Оригинальный фасон, – сказал Синцов. – Божья коровка из ада.

      Грошев посмеялся.

      – А это, Чяп, что, дружбан твой? – кивнул Лобанов на Синцова. – Тоже по монетосам?

      Интересно, почему Чяп, подумал Синцов? Необычное прозвище, хотя Грошеву почему-то идет. Чяп. Чяп-Чяп.

      – Мой брат, – представил Синцова Грошев. – Константин. Да, тоже нумизмат. Разновидчик. Брат-разновидчик.

      – Ого, – с уважением кивнул Лобанов. – Разновидчик – это реально. Сионистский рубль, злой Толстой, все дела.

      – Ну да, – кивнул Синцов.

      Хотя ни про сионистский рубль, ни про злого Толстого Синцов понятия не имел.

      – Говорят, скоро Питерский двор закрывают для ходячки. Правда?

      – Возможно, – уклончиво ответил Синцов. – Пока еще до конца не ясно, его то и дело закрывают.

      – Мне в позапрошлом году на заправке полтинник две тысячи седьмого отсыпали, – сообщил Лобанов одновременно с печалью и раздражением. – Но непростой, а перепут с пятью копейками. Я тогда про разновиды не в курсах был совсем, думал, что просто кривая монета, на сигареты не хватало, так я ее в ларек и сдал. Прикидываешь?

      Видимо, сдача этого полтинника в ларек была фатальной ошибкой, поскольку лицо у Лобанова сделалось катастрофическим, а у Грошева сочувственным.

      – С каждым могло случиться, – посочувствовал Синцов. – Я поначалу тоже часто косячил, потом привык. Главное – учить матчасть.

      Про матчасть Синцову понравилось самому, читал на каком-то форуме, сейчас применил.

      – Он вообще матерый разновидчик, – добавил Грошев. – Определяет штемпель с полувзгляда. Большой специалист.

      Синцов кивнул.

      – Уважуха, – Лобанов протянул руку.

      Синцов робко протянул руку в ответ, опасаясь, что Лобанов выдернет его на себя и бросит через бедро.

      – Лоб, – гангстер поймал руку Синцова, сжал сильно, как полагалось приветствоваться конкретным людям из Палермо.

      Вот и познакомились.

      – Вовремя у тебя брат приключился, – улыбнулся Лоб хорошими зубами. – Я тебе как раз тут кое-чего подогнал, как договаривались.

      Лоб достал из кармана плотный полиэтиленовый сверток, из свертка темные серебряные монеты, нанизанные на грубый шнурок. Монисто, вспомнил Синцов.

      – Как? – самодовольно спросил Лоб.

      – Не знаю… – зевнул Грошев. – Смотреть надо. А так… Грамм триста плохого серебра.

      – Но монетосы-то реальные, – принялся убеждать Лобанов. – Я посмотрел, есть нечастые…

      Грошев брезгливо взял монисто, убрал в карман, спросил:

      – Все?

      – Нет, конечно, не все.

      Лоб открыл багажник «Тойоты».

      – Забирайте, пацанчики, – сказал он. – Ваши труды приехали.

      – Опять лом? – без энтузиазма поинтересовался Грошев.

      – Какой