Осколки вечности в Академии Судьбы. Елена Княжина

спален Валенвайд брезгливо объявил запретными и, морщась, навесил на них магический замок. Даже простыни там не дал сменить, чтобы руки не пачкала.

      Остальные просторы были моими владениями. Я перебирала старинные сервизы и каждый раз ставила на обеденный стол какую-нибудь новенькую мелочь, приятную глазу. Серебряный молочник, декорированный рубинами, или вазу эльфийской работы, инкрустированную лунными опалами.

      Иногда я перебирала украшения, забытые прежними хозяевами в маленьких сундучках. Замки открылись легко. Эрик проверил – на большинстве ожерелий и колец не было никаких чар, – и великодушно разрешил надевать украшения к ужину.

      Иногда я орудовала жезлом и швейными чарами, приводя в порядок новое платье из безразмерной гардеробной. Все эти одежды несли воспоминания о чужой жизни… Поэтому я примеряла наряды ненадолго. А потом Эрик велел их снять.

      Временами Валенвайд казался мне отстраненным, задумчивым. Пустым и холодным, словно власть хищной половины отключила в нем все человеческие эмоции. А в другие дни – остро чувствующим, взволнованным. Он вдруг хватал меня и прижимал к себе до синяков: то, что в нем пробудилось, усыпить нельзя.

      Дни тянулись один за другим, наполняя тело благостной истомой и ощущением безмятежности. Но вечера не повторялись. Каждый был не похож на предыдущий.

      Поначалу я боялась глубин, в которые нас заведет неутолимая жажда, но потом расслабилась. Эрик лучше меня знал, чего я хочу. И он ни разу не обманул… Мне нравилось все. Пусть и краснела я, как перезрелая ягода, а наутро прятала нос в одеяле и мечтала забыть о сотворенном.

      – Ешь, принцесса.

      – Не хочу есть одна, – вздохнула, неодобрительно постукивая вилкой по краю тарелки.

      – У меня другой рацион. Так что поешь за двоих, – попросил клыкастый.

      Я послушно нагнулась над опаленным куском мяса. Богиня, пусть это будет не лавасилиск и не саблехвост!

      – Это еда для горного тролля, – рассмеялась я, старательно пережевывая жесткое мясо и слизывая с губ пряный сок.

      – Для истощенной птички тоже подойдет.

      Голодный взгляд сшибал с плеча кружево сорочки, и оно податливо сползало. Я не поправляла, терпела. Изнывала от жаркого воздуха, скопившегося между нами.

      – Взорвусь сейчас, Вероника. Иди ко мне.

      Я с готовностью отбросила вилку, отодвинула тарелку и скинула с плеч кружева. Внутри давно пробудился совсем иной голод. А мясо пускай съест тролль.

      ***

      В холодном поту я подскочила на подушке. Отдышалась, пытаясь нахлебаться свежего воздуха впрок. Точно с черной океанической глубины вынырнула.

      На зельеварительном столе пыхтело душистое варево, хрустальная чаша источала ароматы мяты и ромашки. Самой Анны Николаевны нигде не было.

      На подносе мерцали колбочки с пробами ауры, на краю кушетки лежали чистая больничная сорочка и полотенце. Я свесила черные пятки с койки и осторожно коснулась холодного пола. Вроде стою, не падаю…

      Выходит, Эрик