Я любил один. Фрида Лихтер

хронический аортальный насморк”.

      Милон закатил глаза, но всё же встал. Серафим плюхнулся на стул, вытянув ноги.

      – Короче, Розарий – гений, задрот и ходячий немецкий порядок в одном флаконе. Зато если подружишься, то сессия перестанет быть твоим личным адом.

      – А если не подружусь?

      – Ну, тогда остаётся только два варианта: или ты сам становишься гением, или мы с тобой сбегаем в леса и заводим ферму.

      Милон накинул свитер, посмотрел на себя в зеркало. В отражении мелькнуло что-то новое – чужое, но не отталкивающее. Он создавал себя заново.

      – А ещё у него есть сестра, – вдруг вспомнил Серафим, прищурившись. – Близняшка. Розанна.

      Милон бросил на него взгляд.

      – И что?

      Серафим ухмыльнулся.

      – Просто предупреждаю. Будь готов.

      Серафим выволок Милона из комнаты с энтузиазмом человека, который сам ещё не до конца проснулся, но уже готов делать хаос. Они спустились по лестнице, прошли по длинному коридору общежития и оказались у двери, за которой жил тот самый Розарий.

      – Не переживай, он не кусается, – сказал Серафим, приосанившись. – В отличие от меня, у него есть тормоза.

      – А ты-то зачем тогда знакомишь меня с ним?

      – Потому что я социальный клещ, Милон. Я внедряюсь в твою жизнь и насаждаю тебе друзей.

      Он уже собирался постучать, но дверь открылась сама, и на пороге возник Розарий.

      Розарий выглядел так, будто его только что вытащили из книжного шкафа: волосы светло-русые, идеально уложенные, но с парой выбившихся прядей, как будто даже его порядок иногда уставал быть идеальным. Очки с тонкой оправой, строгая рубашка – небесно-голубая, не в тон его глазам, но подчёркивающая их холодный цвет. Держался он прямо, сдержанно, но не высокомерно. Был в нём что-то… безукоризненное. Внимательный взгляд, немного усталый, как будто его вечно мучили чужие глупые вопросы.

      Если Серафим был ураганом, то Розарий напоминал ровную линию на кардиограмме спокойного человека.

      – Ах, как удачно, – заметил он, переводя взгляд с одного на другого. Голос ровный, без резких интонаций. – Серафим, ты снова привёл кого-то, кто не умеет читать лекции?

      – Розарий, это Милон. Милон, это Розарий. Теперь вы обязаны подружиться, иначе я разочаруюсь в вас обоих.

      Милон протянул руку, Розарий слегка нахмурился, но всё же пожал её.

      – Милон? Русский?

      – Да.

      – Ну что ж. Посмотрим, насколько ты стойкий.

      – Почему это?

      – Потому что моя сестра захочет с тобой познакомиться.

      И тут дверь вглубь комнаты со скрипом отворилась.

      Розанна.

      Она была копией Розария и его полной противоположностью одновременно. То же лицо, те же глаза – холодные, чистые, пронзительно-голубые. Но если он был льдом, то она напоминала солнце, пробивающееся сквозь ледяные ветви. Волосы, такие же светлые, были заплетены в косу, чуть растрёпанную, будто её только что распустили и заплели снова.

      Одежда простая – свитер молочного цвета, тёплый, уютный, как зимнее утро, и тёмные