Хрупкие танки. Надежда Шкляева

общем, над эстетикой тут стараются не меньше, чем над безопасностью. Значит, сделал большой шаг: мне удалось наблюдать. С Края оставался незащищенный угол. Это место, при наличии качественной камеры, легко позволяло бы разглядеть и фактуру из корпусов. Моя же техника помогла лишь вглядеться в лица. Естественно, я не занимался только тем, что разглядывал здешних девчонок: это я делал только первые два дня. Дальше я занялся схемой расположения людских точек. Через людей договориться было бы куда проще. Во всяком случае, мне.

      Конечно, я понимал, что нельзя взять и попросить у людей предоставить нам доступ: никто из нас бы ее дал его. Но две вещи явно работали на меня: их хозяин был весьма добр к ним; это значит, что никто не смог бы отказать мне под угрозой расправы создателя; и люди, работающие со сражающимися андроидами, склонны к сочувствию (потому что хреново, наверное, быть предназначенным для битвы за то, до чего тебе и дела нет). План был в том, чтобы разузнать о ком-то из людей, а дальше все просто и очевидно.

      Люди, которых я там видел, вряд ли могли помочь: я хотел найти женщину, с ней шанс на успех был бы больше. Но попадались одни мужики, вроде Николаса. А он чем-то был похож на солдата-андроида, которому не досталось силы: был на все способен и ничего не боялся. Этот точно откажется помочь. Да и я не был готов с ним сближаться.

* * *

      Владимир

      Мун не торопил меня, но я знал, что ему не терпится. Он нарезал круги на аппарате и без пользы ходил в игровой клуб. Она ни разу не пришла, и это не удивительно: за один только месяц на той стороне было пять стычек с инопланетными андроидами. Но я не терял времени даром и нашел нужную раздатчицу. Вернее, я не был уверен, что она нужная, но почему-то наблюдать за ней мне было особенно интересно.

      Ее окно можно было увидеть только со стороны Края и только с определенной точки, поэтому вряд ли на этом свете есть кто-то, кто бы так же пялился туда, как я. Я изучил ее режим и график работы, видел, что она ест, когда принимает душ. Я видел, как она смеется, и мне было до боли грустно, что я этого не слышу: уверен, если бы солнце было человеком, оно бы выглядело вот так, как она, когда заливается смехом. Дома она распускала свои черные волосы до плеч, и я мог рассмотреть, как они блестят на свету. Она не всегда носила форму и завтракала в мятой рубашке на голое тело. Она садилась за столик в своей комнате и подворачивала под себя ноги. Она держала чашку почему-то двумя руками. И разбавляла кофе молоком до тех пор, пока, наверное, он не становился совсем холодным. Когда я наблюдал за ней в третий раз, она забыла об этом и обожглась: девушка резко поставила чашку на блюдце, оставив пару капель на белой блузке, и стала дуть на свои пальцы. Разглядывая ожог, она прикусывала губу и мотала головой. Этот момент зачем-то и по непонятной причине впечатался в мою память. Какая-то незнакомая мне мелодия откуда-то взялась в моей голове и теперь не давала мне покоя. Девушка посмотрела на настенные часы, встала со стула и стала торопливо расстегивать пуговицы