Хрупкие танки. Надежда Шкляева

я глядел их через день, а после в мою душу ворвалась музыка.

      Я все думал, чего музыка дает больше: вопросов или ответов. Кажется, ответы дают только пословицы; здесь же штука куда сложнее. Композиторы, пожалуй, пишут притчи, которые помогают задать себе правильный вопрос. Ноктюрн – не басня о любви с выводом и моралью, а маленькая история о том, как кто-то когда-то любил. Чей-то опыт, который заключен в музыке, мы используем как урок или как пример, а главное, учимся задавать себе вопросы. Начало всегда дает мысль: «А что же я чувствую и вижу теперь?» – но самокопание под музыку – гораздо более глубокая терапия, чем рисование картинок в своем воображении. Мы слушаем одно и то же, а вопросы меняются. Человек растет и задает себе другой вопрос. Ребенка интересует, почему солнце светит, а взрослого – зачем и для чего оно светит Ему.

      Я пытался ответить на вопрос, зачем я здесь. И думаю, со мной все очевидно: я каждый день вкладываю свой труд в защиту планеты. Пусть мой вклад и не велик, но все же… Но отчего-то мне стало казаться, что одного смысла недостаточно, чтобы быть счастливым. Умение радоваться – это искусство, которое вырастает из ничего, а не «потому что». Человек может восхищаться собой и этой жизнью просто так. Глупо думать, что для этого надо стать космонавтом.

      Потом, когда мне было лет пятнадцать, наше питание здесь изменилось: содержимое банок стало меняться, и их подписывали названиями блюд. Мне полюбились бобы с перепелиными яйцами. А позже в банки стали помещать и десерты. Но оказалось, что я не сладкоежка. У меня начал появляться вкус к жизни. Тогда я и начал попытки общения с андроидами. В детстве они пугали меня: никогда не знаешь, чего ждать от тех, кто сильнее тебя в сотни раз, да и знает побольше. Позже я понял, что тем они и лучше людей, что их возможности не опьяняют их и не порождают самодовольство и жажду власти. Нет причины их бояться. Они наши защитники и солдаты, а с некоторыми и поговорить можно.

      Мне нравится наблюдать за их полетами. Они взлетали в темную бесконечность и казались такими смелыми и свободными, что от этого зрелища по телу бегали мурашки. Хотя я не знаю, кто мог бы назваться менее свободным, чем андроиды: они не живут для себя и даже с трудном распознают свои желания. Единственное, что в них загружено в качестве цели, – предназначение защищать Землю, с которой они не знакомы.

* * *

      Владимир

      Потом в моей жизни появился L-309, Мун. Почему-то мне казалось, что он отличается от них и чем-то напоминает ребенка: этот андроид наблюдал за всем с какой-то особенной детской жаждой. Я казался ему странным, поэтому он задавал вопросы обо мне, о том, что я слушаю и как работаю. Я отвечал на них с нескрываемым удовольствием: возможно, такое было впервые в моей жизни, я был предметом чьих-то вопросов и наслаждался еще одной маленькой ролью его друга.

      Конечно, я сомневался, что я им являюсь для него. А вот меня покорить было уж очень легко: стоит только кому-то начать со мной говорить, как на следующий день этот кто-то будет героем первой же утренней мысли.