Настройщик власти. Сергей Бакшеев

с бабочкой и зачесанной назад шевелюрой всем видом подчеркивал свой богемный вид. Сосновский имел все атрибуты успешного бизнесмена: золотой швейцарский хронометр, итальянские туфли и деловой костюм, пошитый на заказ.

      Бизнесмен сразу перешел к делу и включил запись токкаты на портативном магнитофоне.

      – Сможете исполнить эту вещь?

      Гомберг прослушал пару минут и нажал на паузу.

      – Ноты у вас есть?

      – Только эта запись. – Борис Абрамович объяснил, что хочет ночной концерт в пустом зале для себя.

      – Так это запись с ночной тусовки с выпивкой, – пренебрежительно отозвался музыкант. Он знал, что концертный зал иногда сдают в аренду для сомнительных развлечений.

      – Сможете исполнить точно так? – настаивал гость.

      Гомберг приосанился и изобразил возмущение:

      – Я лучший органист страны! На моих выступлениях зал полон, не то что на вашем ночнике. Я исполняю классику, а не какой-то суррогат.

      – Я заплачу. Хорошо заплачу, – вкрадчиво пообещал Сосновский.

      На вопросительно вздернутую бровь музыканта бизнесмен написал на листке сумму. Гомберг счел нетерпение гостя слабостью и заворчал:

      – Я могу, конечно, подобрать ноты, но я очень занят. Даже не знаю, найдется ли время. Время нынче так дорого.

      Артист опустил взгляд на золотые часы гостя. Сосновский думал недолго. Он снял часы Rolex и сунул под нос органиста.

      – Надеюсь, время найдется.

      Гомберг взвесил в руке солидный хронометр, его брови одобрительно поползли вверх.

      – Оставьте кассету. Я вам сообщу, когда буду готов.

      Борис Абрамович сильно изменился за два года. Он не терпел ждать и научился понукать. Бизнесмен схватил музыканта за полы фрака, дернул на себя и угрожающе зашипел в лицо:

      – У тебя два дня! Иначе я обвиню тебя в краже моих часов. Два дня!

      Сосновский толкнул музыканта в кресло.

      – Два дня, – эхом повторил испуганный органист и закивал: – Послезавтра в полночь я с ассистентом…

      – Никаких ассистентов! Ты будешь один! – рявкнул Сосновский.

      Гарри выпучил глаза. Бабочка сбилась на его голую шею, белая сорочка выскочила из-под ремня, холеный артист стал выглядеть карикатурно.

      Сосновский поморщился:

      – И вот еще. К черту фрак! Наденешь черную мантию до пят.

      – Мантию? – округлил глаза Гомберг.

      – С капюшоном!

      – Где я ее возьму?

      Ответом была хлопнувшую дверь. Бесцеремонный гость покинул гримерку.

      Через два дня около полуночи Борис Абрамович Сосновский вошел в Концертный зал через дверь служебного входа. Его встретил Гарри Гомберг в мантии, позаимствованной у артиста оперетты. Просторная мантия сидела мешком на невысоком органисте и волочилась по полу.

      – Ну и задачку вы мне дали, но я справился. Это было не просто, – слащаво затараторил Гомберг, но Сосновский приложил палец к губам, велев молчать, и прошел в зал.

      В