Корсет. Лора Перселл

и полностью сосредоточилась на своей работе. Я увидела, как она мастерски, слегка лизнув кончик нитки, с первого раза вдела ее в иголку.

      И тут под моей ногой предательски скрипнула нижняя ступенька.

      Мама подскочила:

      – Рут?

      Неловко поднявшись на ноги, она вгляделась в меня через завалы ткани.

      – Что с твоим капором?

      Может, я еще успею убежать наверх? Я попыталась подняться еще на ступеньку, но мама уже кинулась ко мне, разбрасывая куски ткани на своем пути.

      – Да ничего с ним не случилось! – торопливо пробурчала я.

      – Да? Не похоже! Сколько раз я говорила тебе беречь его?! У нас ведь нет денег на новый!

      Почему она сокрушается только о капоре? Да меня всю по кусочкам собирать надо!

      Она схватила меня за плащ и притянула к себе.

      – Ну почему ты такая разиня и неряха? У меня совсем нет кружев на замену, да и времени на починку нет… Вот и носи теперь рваный, и пусть все смеются над тобой! Может, научишься бережно относиться к красивым вещам!

      Это было уже слишком! Сначала эта унизительная трепка от девочек, а теперь еще и мама бранится! Я часто заморгала – глазам стало так больно, словно в них разом вонзили все мамины иголки и булавки.

      – У меня никогда не будет красивых вещей. Никогда!

      – Ты что такое говоришь, Рут? Это же был лучший…

      – Нет! – крикнула я. – Все мои вещи уродливые! И сама я тоже!

      – Уродливые?! – повторила мама сорвавшимся от возмущения голосом.

      Но я заметила мелькнувшее на ее лице выражение, она не успела его скрыть. Я увидела в ее красных воспаленных глазах стыд. В глубине души она все понимала. Но произнесла совсем другое:

      – Кто тебе такую глупость сказал?

      Я снова зарыдала. Тогда я еще могла плакать.

      – О, Рут!

      Мама притянула меня к себе и крепко обняла. Проклятые косточки корсета опять впились мне в ребра. От этой боли и от родного запаха ткани и увядших розовых лепестков я расплакалась еще сильнее.

      – Прости меня, девочка моя! Я же не знала… Кто это сделал? Девочки из школы?

      Само собой разумеется, такого никогда не произошло бы с моей мамой: моей миниатюрной, изящной мамой. Я не унаследовала ее красоты со своими слишком широко расставленными глазами и тяжелым подбородком.

      Я всхлипнула.

      – Бедная моя девочка…

      Мама достала надушенный платочек с монограммой в уголке – единственный оставшийся с прежних времен – и стала вытирать им мое лицо.

      – Посиди здесь, поплачь, девочка моя. А я пойду принесу тебе ужин. – Она заправила мне прядь волос за ухо. – Не волнуйся, Рут, девочка моя милая, я починю твой капор. Мы что-нибудь придумаем.

      Она посадила меня в кресло – залоснившееся и побитое молью, но лучшее в нашем доме. Не могу сказать, что мне было в нем очень удобно, ведь косточки сломанного корсета больно впивались в ребра. Мама положила мне на колени носовой платочек и исчезла на кухне.

      Загремела