Корсет. Лора Перселл

что?

      Мне бы так хотелось утешить себя мыслью о том, что Рут здесь ни при чем. Что эта женщина умерла от болезни, как моя мама… Но передо мной лежит копия признания Рут. Теперь сам воздух вокруг нее кажется каким-то зловонным и несущим смерть.

      Мой кенар Уилки весело зачирикал. Я приподнялась на локте и стала наблюдать, как он летает по клетке. Кажется, у него там гораздо уютнее, чем в камере Рут Баттэрхэм.

      Интересно, что девочка сейчас делает? Дремлет? Или все так же сидит и теребит пеньковую веревку?

      Неужели душа ее может быть спасена? Господь уверяет, что да. Даже моя мать, умиравшая так же мучительно, как жертва Рут, подтвердила бы это. Я просто обязана убедить Рут покаяться. Более того: я хотела бы проверить на ней одну мою догадку из области френологии.

      С тех пор как френология стала модной и в обществе заинтересовались изучением строения черепной коробки, моралисты принялись задавать каверзные вопросы. Они считали, что френология отказывает человеку в способности самому отвечать за свои действия.

      Например, если человек родился с определенными выступами на черепе, выходит, он прирожденный преступник? В таком случае как мы можем его наказывать за то, что является для него врожденным, чего он просто не в силах изменить?

      У меня сформировалась собственная френологическая теория: я считаю, что череп ребенка растет в четком соответствии с формированием его души, меняясь с каждым принятым серьезным решением. Если распознать на ранней стадии склонность человека к преступлению и помочь ему встать на путь истинный, то и душа его, и форма черепа изменятся.

      Если бы мне удалось наставить на путь истинный эту девочку, Рут, на душе у меня стало бы намного спокойнее. Я даже могла бы описать свою теорию в письме мистеру Комбу – председателю Эдинбургского френологического общества. Представляю, как вытянулось бы лицо папы, узнай он, что теория его дочери, к которой он относился скептически и снисходительно, словно к детскому лепету, признана ученым с мировым именем.

      Я припомнила то недоверие, с которым Рут отнеслась к моим словам о том, что я хожу по тюрьмам не для развлечения. Она отчасти права: у меня есть для этого и сугубо эгоистичные мотивы.

      – Что плохого в том, что меня вдохновляет попытка привести грешницу к покаянию и наставить ее на путь истинный? Это будет полезно не только для подтверждения моей теории, но и для нее самой! – сказала я, глядя на Уилки.

      Он посмотрел на меня своими блестящими глазками-бусинками и принялся весело чирикать.

      Поднявшись с кровати, я подошла к своему трюмо и поправила прическу.

      – Я буду и дальше посещать Рут Баттэрхэм, – сказала я своему отражению. – И пусть она кажется мне просто ужасной, а воспоминания о смерти мамы почти невыносимыми. Эти разговоры будут полезны для нас обеих. Ей я помогу осознать содеянное и покаяться, а она… даст мне возможность изучить ее череп. И не смотри на меня так! – пригрозила я Уилки, видя в зеркале, как он мечется по клетке. – Если моя теория подтвердится