Хозяйка старой пасеки. Наталья Шнейдер

Только сейчас до меня по-настоящему дошло, что в этом мире есть магия, а значит, и лечение может быть волшебным!

      Варенька, которая уже проснулась, воскликнула:

      – Нет-нет, не оставляйте меня одну!

      Она вцепилась в ручку дивана, пытаясь встать. Потянулась ко мне, схватила за рукав.

      – Глафира Андреевна, не бросайте меня! Мне так больно, а вы так хорошо умеете успокоить!

      Я растерянно посмотрела на княгиню, колеблясь между любопытством и тактичностью. Никому не нравится, когда над душой стоят посторонние.

      – Я не буду делать тебе больно, – мягко сказала Анастасия. «Павловна» к ней не клеилось точно так же, как «Николаевна» к Вареньке. – Только посмотрю.

      – Ну пожалуйста! – На ресницах девушки заблестели слезы.

      Как будто и не она пару часов назад кусала губы, сдерживая крик, и твердила, что женщина должна уметь терпеть. С другой стороны, всякое терпение когда-нибудь заканчивается. Такой вывих редко обходится без растяжения, если не разрыва связок, и больно ей на самом деле: пик действия лекарства, что дал доктор перед тем, как вправить лодыжку, уже прошел.

      – Да останься, Глаша, – пророкотала Марья Алексеевна. – Княгиня у нас барыня строгая, а вам, барышням, друг друга понять легче.

      Она подхватила под локоть Стрельцова, замершего в дверях с молотком в опущенной руке.

      – А вот тебе здесь нечего делать, граф. Безногой твоя кузина не останется, и прекращай себя грызть: я не я буду, если она тебе этот вывих не припомнит и не отыграется. Так что будет еще возможность расплатиться.

      – Он-то тут при чем? – не удержалась я.

      – Старший брат всегда при чем, хоть и двоюродный. – Она повлекла исправника за дверь. – И молоток положи, – донеслось из соседней комнаты. – А то еще на ногу себе уронишь, потом тебя лечи.

      Варенька хихикнула, будто забыв о боли, остальные разулыбались.

      – Дай-ка я посмотрю.

      Княгиня ловко ухватила лодыжку девушки. Я ждала, что она начнет снимать бинты, но вместо этого… Воздух словно сгустился, завибрировал, как от удара в гонг. По коже пробежали мурашки, будто от статического электричества.

      Повязки вдруг растаяли, как туман. Под ними проступила кожа, расцвеченная свежим кровоподтеком. А потом… я никогда не думала, что можно увидеть живые ткани насквозь, как на рентгене, только в цвете. Желтоватый жир, красные мышцы, белесые блестящие связки. Ничего общего с аккуратными схемами в учебнике анатомии – все живое, пульсирующее, настоящее. Я застыла с открытым ртом, не в силах оторвать взгляд. Учитель биологии во мне отчаянно пытался найти научное объяснение происходящему, но не мог.

      Варенька всхлипнула, вернув меня в реальность.

      – Я умру?

      – Нет, что ты, – ласково сказала княгиня. – И даже не охромеешь. Меня позвали вовремя.

      Она перевела взгляд на Ивана Михайловича, добавила совсем другим тоном:

      – Вот здесь, передняя таранно-малоберцовая связка, субтотальный разрыв, видите? И вот здесь, повреждена