Жизнь до галактики личинок. Елена Сомова

уехать

      жить в верхнюю часть города. Потом мама решила, что я стала

      слишком умная, и пора меня настраивать на рабочий лад, готовить

      к одеванию на меня рабочей робы. А то «отец тунеядец»: «Какой он

      переводчик! Так только! Какой ты музыкант! Так только, для отвода

      глаз!», – эти чудовищные заблуждения моей доброй, но весьма

      ограниченной мамы приводили в бешенство моего отца. Эти ее

      слова глубоко ранили и меня и папу, и создавали открытый фронт

      вражды между моими родителями и мной.

      «Жрать-то все хотят одинаково: и переводчик, и музыкант, и воспитатели в детском саду, и слесарь и плотник», – мама

      не понимала, что меня она этими слова отталкивает и от себя тоже.

      Иная параллель существования двигала меня в творческие

      мастерские.

      В пятилетнем возрасте я впервые познакомилась с настоящим

      художником, который писал этюды на улице. Поскольку я гуляла

      одна и заходила очень далеко от своего дома, то художник, находясь в творческом подъеме, взял меня с собой на загородный

      этюд, а родители тогда сбились с ног в поисках меня, и тогда-то папа

      и решил идти работать в милицию, чтобы суметь меня разыскать, если понадобится. Тогда, в СССР, была милиция, а не полиция, и отличие оказалось колоссальным: милиционеры боролись

      за уменьшение преступности, им за это платили деньги и они

      пользовались разными преимуществами в эпоху тотального

      дефицита. Полиция же наблюдает официальную среду преступников

      как сформированный источник своего дохода, борется

      с преступностью, создавая аналогичную среду вокруг бандита

      из непричастных к жизни преступников людей, прихорашивая

      и оправдывая жизнь преступника окружающей средой. На самом

      деле полиции надо бороться с разложителями общественной

      морали, отдыхающими на курортах за народный счет и строящими

      дачи из народных слез. А в современности полиция – орган, нанятый властью, поэтому и борьбы нет, – полный баланс

      и утилизация народа.

      В СССР, если на улице открыт люк, – эта круглая железная штука, под которой в фильме «Двенадцать мгновений весны» пряталась

      радистка Кэт с двумя младенцами в охапку в фильме «Семнадцать

      мгновений весны», – и соответственно, туда может упасть человек

      и травмироваться, а меры по устранению травмоопасности никто

      не принимает, то под суд шел тот, кто за люки отвечал.

      В современной России по башке дадут только тогда виновнику, когда

      упадет в шахту люка человек и его родственники подадут в суд. Если

      никто не упал – значит все хорошо, и люк может оставаться

      открытым, даже если он находится неподалеку от детской площадки

      или рядом с дорогой, по которой ходят дети с их родителями. Никто

      не упал – значит, и не упадет. Полиция тут ни при чем. А кто

      причем – шевелить его замучаешься, он же и все твои копошения

      впишет