Последнее слово шамана. Иван Цуприков

вспоминать былое. Виктор прибавил шагу, и теперь за ним успеть было почти невозможно. От напряжения начала болеть правая скула со шрамом, да так, что начала трястись нижняя челюсть. Желание ее поддержать рукой только и оставалось желанием, так как обе руки были заняты: одна держала лямку рюкзака, другая – оттягивала вперед от груди, насколько возможно, ремень от висевшего на плече ружья.

      А рюкзак тут же напомнил о себе, давя своей тяжестью на грудную часть позвонка, тем самым сбивая не только дыхание, но и притягивая к себе мысли Степнова. Да еще и ноги все глубже и глубже утопали в болоте, их становилось все сложнее и сложнее вытягивать наружу.

      До боли, сдавливая зубами нижнюю губу, Михаил начал громко сопеть. Но если Виктор и слышал это, то все равно ходу не сбавлял.

      Начали чесаться глаза. Михаил этого очень не любил, потому что он хорошо знал – это было связано не только с глазным давлением, а и внутричерепным, что дополнялось болью в висках, а потом и болью в лобной части головы.

      – Сюда! – Резкий окрик Виктора сбил с плохих мыслей Михаила.

      Оглядевшись, Степнов увидел Муравьева, стоявшего чуть сзади, слева.

      – Отдышись! Нам еще долго идти. – И, подняв вверх ладонь, Виктор стал прислушиваться к звукам.

      А время продолжало медленно течь, что невольно, с болью в мышцах, ногах ощущал Михаил. Его плечи от тяжести уже сложились на спине, как крылья, и создавалось такое впечатление, что они вот-вот вместе с лямками рюкзака, с руками обвалятся, оголяя позвонок, в болото.

      Натянув на себя лямку, Михаил, освободив правую руку, дрожащей ладонью начал растирать глаза.

      – Стой! Ты что, дурак? – В глазах Виктора блеснула искра. – Я что, тебя еще на себе должен тащить? Кто виноват, что сюда пошли, а, Мишенька? Ты пойми, сейчас ты снова на войне! За нами кто-то идет и, скорее всего, охотится на тебя. Ты это понимаешь?

      – Да, да, – закивал головой Степнов.

      – Я тебя поздравляю, Мишенька, ты стал новую букву «д» выговаривать. Не ошибаюсь?

      Михаил, услышав эти слова, напряг лоб и вопросительно посмотрел на своего старшего товарища и, наконец, поняв смысл его слов, широко улыбнувшись, повторил:

      – Да, да, да, да.

      Похвала за поступок – это самая настоящая обезболивающая таблетка. Теперь у Михаила появилось второе дыхание и, забыв о тяжести рюкзака, о болях в висках, об окаменевших ногах, он не то что шел, а несся за Виктором, дыша ему чуть ли не в затылок. А испуга за то, что за ними кто-то гонится, он не ощущал.

3

      Ручей Большой Вой был таким же узким, как и его брат, Малый Вой. Огибая болото по самому краю, его бурная вода, стекающая сюда между невысокими сопками, здесь отдыхала. Первые желтые и красно-бурые листочки, упавшие на воду с деревьев, напоминали рыбацкие лодки на озере. Слабенький ветерок то придавал им скорость, то, наоборот, останавливал, отражаясь от торчащего из трясины почерневшего от влаги корня-паука, или от кочки, снизу доверху покрытой ковром темно-зеленых веточек брусники.

      Несмотря на усталость, Михаил не отрывал своих глаз от стайки мальков, плавающих на поверхности воды. Они что-то ловили, может,