Охота на волков. Валерий Поволяев

– нет, – твердо произнес Пыхтин, – боюсь перебора. От такого лютого ерша голова может расколоться, как старая глиняная крынка.

      – Это верно, – голос у Егорыча сделался сочувственным. – Мое дело – предложить…

      – …а мое – отказаться. – Пыхтин засмеялся, снова отпил из кружки пива.

      За столом, как и вчера, очень быстро установилась легкая доверительная атмосфера, где все люди, у которых в руках кружки, а на губах – пивная пена, – братья, на лица пролит благословенный свет, глаза лучатся добром и теплом, Пыхтин, продолжая посмеиваться, забрался рукою в сумку, достал оттуда двух сочных, до одурения вкусно пахнувших рыбцов, лихо шлепнул на стол. Егорыч поспешно схватил одного за хвост, поднес к лицу.

      – Ну, что скажете, господа? – торжествующим тоном поинтересовался Пыхтин.

      – Вах-вах-вах! – неверяще округлил глаза Егорыч. – Это же настоящие рыбцы!

      – Рыбцы, – подтвердил Пыхтин.

      – Царская рыба. Рыбцами, говорят, любил баловаться Александр Первый.

      – Вполне возможно…

      – Он, когда на Азов приезжал, разных деликатесов отпробовал. В том числе и вяленого рыбца. И глаз на него положил. Говорят, пока не умер – все рыбца себе требовал. Каждый лень ему на стол подавали.

      – Хватит, Егорыч, впустую воздух сотрясать, – обрезал приятеля Павел Павлович, – доставай-ка лучше свои укрепляющие капли и наливай штук по триста.

      – Как мы и договорились, я – пас, – Пыхтин накрыл свою кружку ладонью, виновато наклонил голову, – очень прощу не ругать меня, мужики, я – только пиво…

      – Это мы уже слышали, – добродушно пробурчал Павел Павлович, – насиловать не будем.

      Продолжая добродушно бурчать и морщить глаза – в уголках образовывались «бабушкины лапки», целая авоська, Павел Павлович отпил наполовину кружку, подставил ее приятелю.

      – Сколько? – спросил Егорыч.

      – Если граммов сто пятьдесят накапаешь – не ошибешься.

      «Хороший прицеп, – отметил про себя Пыхтин, – верблюда с ног сшибет запросто, а прапору будет хоть бы хны. После этого можно начинать разговор не только о “калашниковых” – можно говорить о “градах”, тяжелых гаубицах и вертолетах с “нурсами”. Впрочем, у этих мужиков вертушек с ракетами быть не может. По определению…»

      Павел Павлович довольно лихо расправился с «ершом», вытер мелкие слезки, проступившие на глазах, вкусно крякнул и принялся за рыбца, ловко ошкуривая его, выщипывая из плоти перышки, косточки, кусочки мяса.

      – Ах, какая лепота! – не выдержав, воскликнул Павел Павлович, лицо у него приняло благоговейное выражение, и Пыхтин понял: «Пора!» До этой минуты у него в душе тлело опасение – а вдруг прапорщики окажутся не теми людьми, за которых он их принимает, поднимут крик, оглушат его пустой пивной кружкой – он ко всему был готов и остерегался сделать решительных ход, а сейчас понял – можно! Самое время двигать пешку в дамки.

      – Мужики, – он оглянулся и наклонился над столом, – есть доверительный разговор. Можно?

      Прапорщики