Бранная слава. Алексей Шорохов

пепел с сигареты, Таня поняла, что он сейчас мучительно боится ее отказа. И ей вдруг стало так жалко его, саму себя и всех их, что она, так и не спросив – надолго ли и для чего вообще он приехал – просто ткнулась лицом в горячие еще от плиты свои руки и заплакала. Но Никита не подошел к ней, не обнял за плечи, как делал раньше в таких случаях, он будто оцепенел и глядел в окно кухни – куда-то поверх стареньких занавесок, где в ночном и жутком далеке неслись поезда, наполняя темноту гулом и грохотом. Спать Никита и Таня легли порознь.

* * *

      «На ту сторону» означало Никитин родительский пятистенок на противоположном берегу Оки, ставший для него чем-то вроде охотничьего домика после того, как сам он уехал в город, а потом и своих стариков туда перевез. Конечно, раньше, когда отец с матерью еще жили в нем, приезжать туда было тоже радостно, но по-другому. Тогда, пробираясь ночью с вечернего поезда оттепельными полями, то и дело проваливаясь сквозь наст в омутки талой воды, Никита знал, что ждет его натопленная изба, потихоньку отдающая свой утробный жар русская печь, а главное – какая-то всегда удивительная и самому ему щипавшая глаза радость стареньких родителей по случаю его приезда. Что-то великое, необъяснимое было во всем этом: огромные, наполненные звонким южным ветром заснеженные поля, прозрачный и подсветленный ими синий купол ночи и эти, от веку покорные всему, милые огоньки человечьих жилищ, заваленных снегом, казалось, по самые крыши. По мере того как он подходил к реке, взгляд Никиты все чаще и чаще устремлялся на тот берег, пытаясь разглядеть в цепочке огней и свой, родной…

      Теперь же деревня все чаще и чаще встречала его молчанием. И темнотой. Постоянно жили в ней только несколько стариков, остальное, «летнее», ее население составляли такие же, как и он, «туристы» или «дачники». Поэтому Никита и не любил там бывать летом. Другое дело осень! Светло и пусто в сжатых полях, паутинки «богородицыной пряжи» переливаются росяным узором на будыльях татарника и меж стволами близкого березняка: солнце!

      Или дождь – по небу, как льдины по весне, плывут серые ноздреватые тучи, иногда из них сыплется бесцветная водяная пыль, иногда сеется скучный и беспросветный дождик. Хотя какой он скучный! Только дождь и заоконная неприютность мира снаружи и дают то радостное, ни с чем на свете не сравнимое чувство уюта внутри, чувство обжитого человечьего жилья и какой-то огромной, как бескрайние поля вокруг, такой же тягучей и грустной, вековечной русской думы. В такие дни, даже если ты не один – слова в доме роняются редко-редко, будто бы нехотя. А уж если один…

      Татьяна собрала их с Максимкой на удивление скоро, и к обеду, преодолев, где по-взрослому, а где и на отцовских плечах, заветные километры, рыбачки подходили к родовой своей избе. Понятно, что на плечах проехаться довелось только одному из них – Максимке, он же и наиболее бурно изъявлял свою радость от приезда отца, будущей рыбалки и всей той взрослой жизни, что так внезапно обрушилась на него. Восторг этот выражался в неостановимом словоизвержении, забегании вперед и жутком нетерпении как можно быстрее