Дракон на Полставки. Ghenadii Alexei Eni

такая бездна смиренной усталости, что моя собственная, гордая, тысячелетняя хандра вдруг показалась эгоистичной и мелкой. Этот проблеск… сочувствия?.. был так же неуместен во мне, как алмаз в куче навоза. Я махнул рукой: «Оставьте, мамаша. Счастливого пути». Она недоверчиво посмотрела, перекрестила меня вслед и медленно побрела прочь. В машине остался легкий, чистый запах мяты, который, как ни странно, не раздражал, а… успокаивал? Что со мной происходит?

      Я пробовал колдовать. По-мелкому. Когда очередной всезнайка начал вещать про геополитику, цены на нефть и как «раньше было лучше», я попытался внушить ему неодолимое желание помолчать и подумать о вечном. Результат: пассажир внезапно замолчал, глаза его остекленели, и он начал с интервалом в три секунды издавать звук, похожий на кваканье лягушки, готовящейся к прыжку. Пришлось высадить его у ближайшей аптеки.

      Пытался силой мысли собрать точную сдачу из горсти монет в пепельнице – они раскалились докрасна, оплавились и слились в единый, уродливый комок металла, отдаленно напоминающий корчащегося в агонии дракончика. Пришлось потом выковыривать этот «шедевр» отверткой. Великий Игниус, чье имя шептали в страхе короли, не способен справиться с жалкими медяками! Какая ирония… какая унизительная, зубодробительная ирония.

      К концу этой бесконечной смены я ощущал себя не просто выжатым – я был раздавлен, расплющен катком повседневности. В ушах стоял гул чужих голосов, в ноздрях – калейдоскоп запахов от Шанели №5 до чесночного соуса, перед глазами – мельтешение огней, лиц, дорожных знаков. Мир людей был липким, шумным, хаотичным и невероятно… утомительным. И самое страшное – его абсурдность переставала казаться чем-то из ряда вон выходящим. Она становилась… фоном. Привычным.

      Глава 4: Ведьма на Проводе и Холодный Артефакт

      Лилии Волковой нравилась ночь. Не та романтическая, с луной и соловьями, а городская – неоновая, гулкая, полная тайн и не спящих окон. Диспетчерская в это время напоминала капитанский мостик корабля-призрака, плывущего сквозь темный океан мегаполиса. Мерное гудение компьютеров, тихое шипение рации, аромат крепкого чая с чабрецом (Лиля верила, что он отгоняет ночную хандру и мелких энергетических вампиров) и карта города на огромном мониторе – пульсирующая паутина улиц со светлячками машин.

      Большинство водителей были просто точками. Номера, позывные, стандартные фразы. Но один… семь-три-четыре. Гена. Геннадий Петрович. С первого дня он был не просто точкой – он был аномалией. Черной дырой на карте рутины. Голос – низкий, скрежещущий, от которого по спине бежали мурашки (не страха, а странного, будоражащего резонанса). Маршруты – один другого загадочнее: то глухие окраины, где даже днем страшно, то старинные особняки с дурной репутацией, то промзоны, где, по слухам, иногда открываются порталы в другие миры (Лиля читала об этом на одном форуме). И эти помехи в эфире, когда он злился… Словно кто-то рядом включал генератор Теслы.

      Лиля