Дракон на Полставки. Ghenadii Alexei Eni

и бюрократией. «Живо! Имя какое запишем? Попроще надо, чтоб людишки не пугались. Как насчет… Геннадий?»

      Геннадий. Гена. Имя серое, как пыль на забытой дороге. Безликое, как стертая монета.

      «Геннадий Петрович», – процедил я, добавляя хоть каплю солидности в эту чашу унижения.

      Трансформация была омерзительной. Не боль – нечто хуже. Чувство, будто твою суть, твое пламя, твою вечность выскребают изнутри ржавой ложкой, а потом запихивают в тесный, неудобный, слабый сосуд. Кости хрустнули, перестраиваясь под убогую двуногую схему. Мышцы, помнившие напряжение полета сквозь грозовые тучи, обвисли бессильными жгутами. Величественная чешуя, переливавшаяся всеми оттенками закатного неба, втянулась, съежилась, уступив место бледной, пористой, уязвимой коже. В груди вместо рокочущего пламени осталась лишь тупая тяжесть и подступающая тошнота. Я взглянул в мутное, покрытое пятнами зеркало Агентства. Из зазеркалья на меня смотрел… никто. Усталый мужчина неопределенного возраста, с брюшком, залысинами, глазами цвета выцветшего неба, полными вселенской усталости и недоумения. Геннадий Петрович. Мое новое имя. Мой позор.

      «Вот, держите! Права категории «Бэ», медсправка (свежак, вчерась намалевали!), регистрация временная и… та-дам! Ключи от колесницы!» Гоблин с гордостью протянул мне связку. На ней болтался дешевый пластиковый брелок – ромбик с полустертой надписью «Renault». ««Логан»! Зверь-машина! Ну, почти…»

      Я взял ключи. Холодный, легкий металл. Ощущение было таким, будто я принял в ладонь горсть пепла с собственного погребального костра. Внутри что-то оборвалось – тонкая нить, связывавшая меня с небом, с огнем, с самим собой.

      Ну здравствуй, Москва… Муравейник. Гена едет. Постарайтесь не попадаться под колеса.

      Глава 2: Яндекс.Дракон. Первые километры Ада

      «Renault Logan». Цвет – «мокрый асфальт», что в переводе с человеческого означало «грязно-серый». Внутренности этого механического насекомого представляли собой алхимическую квинтэссенцию убожества. Пластик панели, твердый и гулкий, как череп тролля, источал сложный, многослойный аромат: въевшийся табачный чад с нотками ментола, кислая отдушка пролитого пива, призрак дешевого парфюма «Страсть Обезьяны» и, конечно, бессмертный хвойный аккорд освежителя «Елочка» – кощунственная пародия на величие сосновых боров, пахнущая скорее скипидаром и безнадежностью. Рулевое колесо было неприятно липким, словно его долго сжимали потные от страха или жадности руки. Сиденье, продавленное под тяжестью бесчисленных задов, хранило фантомные отпечатки чужих судеб.

      Я провернул ключ в замке зажигания. Стартер взвизгнул, как подстреленная гарпия. Двигатель нехотя закашлял, чихнул сизым дымком и, наконец, ожил с дребезжащим рокотом, напоминавшим предсмертное клокотание болотного пузыря. Вибрация, мелкая и нервная, прошла по кузову, отдаваясь в моих новоприобретенных костях зудящим дискомфортом. И это – мой транспорт? Мой аналог полета?

      На приборной панели тускло загорелись цифры, словно стыдясь