Эмиль Гилельс. Биография. Елена Федорович

Но у него, как это свойственно людям, очень одаренным художественно, было великолепное, тонкое чувство юмора. Он легко слагал юмористические стихи (эта похвала – от Хентовой, на похвалы Гилельсу не щедрой, так что тут ей можно верить). Из нескольких источников мы знаем, что Гилельс обладал способностью великолепно имитировать голос, повадки и манеру игры других людей (что неудивительно: для этого требуются отличный интонационный слух и память). Г. Б. Гордон цитирует воспоминания соученицы Гилельса по консерватории Л. Гинзбург: «Наряду с известной зрелостью и сосредоточенностью, в Эмиле проявлялись и свойственные возрасту мальчишеские озорство и, – хотя он был немногословен, – большое чувство юмора. Не забыть мне, как мы веселились, когда Эмиль за роялем демонстрировал манеру игры своих товарищей… В этих способностях имитатора Эмиль не знал себе равных».

      Из этого же источника мы узнаем, что Гилельса в этом возрасте подвергали выговорам и даже исключению из Одесской консерватории за полное неучастие в идиотских новациях, когда студенты консерватории, в соответствии с принципами трудового воспитания того времени, обязаны были изучать «индустриальное производство» на заводах или «социальную гигиену» в больницах. Он туда просто не ходил, и в конце концов руководство консерватории предоставило ему право свободного посещения лекций. Здесь напрашивается аналогия с юностью Рихтера, который в это же время – и по тем же причинам – вообще регулярно какое-либо учебное заведение не посещал.

      Облик Гилельса-подростка рисует и такой эпизод. Он много времени проводил в классе П. С. Столярского – аккомпанировал сестре, просто слушал занятия этого великого педагога-самородка. Однако человеком Столярский временами бывал, по-видимому, сложным. Характер Гилельса, да еще в подростковом возрасте, также был непрост. «Насколько удалось мне наблюдать, да и по рассказам самого Мили, – пишет Л. П. Маркелова, – его отношения со Столярским складывались порой не лучшим образом. Норовистый, вспыльчивый юноша раздражался атмосферой поклонения, которую, что и говорить, поощрял Столярский. Предания гласят, что, когда однажды Эмиль явился к Столярскому для „мужского“ разговора, профессор, не снизойдя до объяснений, поднял над головой стул, лицо его налилось краской, и только бегство спасло нашего героя от расправы».

      Впрочем, Петр Соломонович признавал необычайный талант этого «трудного подростка». Н. Л. Штаркман вспоминал эпизод – как водится, имевший комический оттенок около Столярского с его неважным русским языком, – разыгравшийся годы спустя, во время войны, в Свердловске, где Столярский находился в эвакуации: «Однажды Петр Соломонович был на концерте Эмиля Гилельса. Концерт ему очень понравился. Он зашел в артистическую и сказал:

      – Миля! Я скажу тебе только два слова: дья вол».

      О характере Эмиля в этот период пишет П. П. Коган: «То вялый и замкнутый, то вдруг жизнерадостный