Эмиль Гилельс. Биография. Елена Федорович

играли в четыре руки. Во всей раздраженной в адрес Гилельса книге эти строчки – самые в отношении него спокойные.

      Таким образом, в 1945 г. еще продолжался краткий «золотой период» их взаимоотношений. Для его наступления нужно было разжалобить доброе сердце Гилельса – когда человек страдал, Гилельс не в состоянии оказывался помнить о нем ничего плохого, – и смягчить отношение к Гилельсу Нейгауза: как элементарно благодарный человек, он, видя все, что делал для него во время войны Гилельс, забыл свое обычное раздражение по отношению к нему.

      Как результат – Гилельс выгораживает своего третьего педагога. Он не знает еще, что будет дальше, – еще не вышла книга «Об искусстве фортепианной игры», еще не произошло многого другого…

      На самом деле оценка Нейгауза принесла Гилельсу много страданий. Был, возможно, у нее и косвенный позитивный результат: не ожидая от своего выступления на конкурсе в мае 1933 г. многого, он играл психологически раскованнее. Но все же впереди всего нужно поставить незаслуженные страдания: он даже хотел бросать сольное исполнительство и стать аккомпаниатором Лизы. В результате Рейнгбальд буквально пришлось его «вытаскивать» из депрессии – достаточно опасной, ведь переходный возраст с его резкими скачками самооценки у Гилельса еще не закончился. Она справилась и с этим.

      Но что же все-таки произошло, откуда такая выбивающаяся из логики оценка Нейгауза? Почему великий педагог, музыкант, наделенный неким сверхчувственным даром, невероятным чутьем на истинно талантливое; многократно это показывавший на многих примерах, вырастивший десятки изумительных музыкантов, – здесь так грубо, так примитивно ошибся? «О, Нейгауз знал тайны музыки», – скажет «поздний» Гилельс. Почему же ему самому Нейгауз отказал в близости к этим тайнам?

      Эта ошибка примитивна только на первый взгляд. Нейгауз ошибся потому, что впервые столкнулся с невиданным явлением, которое представлял собой шестнадцатилетний Гилельс. Да, было еще несовпадение темпераментов, характеров, мировоззрений и стилевых предпочтений; возможно, сыграло роль и какое-то чисто интуитивное человеческое «непопадание в резонанс». Но это все сопутствующее. Главным был уникальный характер дарования и всего интеллектуально-душевного склада Гилельса. Нейгауз – педагог, уже обладавший изрядным опытом, – как любой педагог, классифицировал. А Гилельс не умещался ни в одну классификацию. Он представлял собой явление, какого ни до, ни после не было ни в пианизме, ни, возможно, вообще в исполнительском искусстве.

      Что в Гилельсе не устраивало Нейгауза?

      О том, как Гилельс играл в середине 1930-х гг., мы можем судить по отзывам самого Нейгауза. Вот что он писал в апреле 1936 г., уже после победы Гилельса на Всесоюзном конкурсе, но еще до международных побед: «Природные данные Гилельса прекрасны. Он обладает мощным, ярким звуком, легкостью, исключительным чувством ритма, музыкальная