«Дочь Ивана Грозного». Ирина Левит

подсказала Вера, с фотографией придумала Фаина Григорьевна, заявив: «Между прочим, хорошая идея, теперь буду постоянно собирать автографы, для музея пригодятся».

      – Значит, у нас точно есть три человека – Марина, Аллочка и Валентина, – загнула пальцы Марта Мстиславовна.

      – И еще Анна Петровна. Она секретарь директора и явно общалась с Кириллом, – добавила Фаина Григорьевна.

      – Как ты себе представляешь нашу Анну Петровну, поздно вечером распивающую вино с Лепешкиным? – проявила скепсис Ружецкая.

      – А Валентину Кузьминичну ты представляешь? – задала встречный вопрос Панюшкина, и Марта Мстиславовна согласилась: весьма сомнительно, однако велено проверить всех, значит, без исключений.

      План действий они разработали утром за кофе, придя к общему мнению, что сами они не слишком-то информированы, с кем из театральных дам общался Лепешкин. А вот Волынцев и Дудник наверняка в курсе: режиссер постоянно контактировал с драматургом, а директор в принципе знал все обо всем.

      Кабинет Волынцева они нашли запертым (до начала дневной репетиции оставалось около часа), а приемную директора – открытой и при этом пустой. Судя по тому, что на секретарском столе не лежали очки для чтения, Анна Петровна либо еще не пришла в театр, либо ушла из театра по каким-то делам. А вот директор находился на месте, дверь его кабинета была приоткрыта. Марта Мстиславовна занесла руку, чтобы, в соответствии с приличиями, постучать, но тут же замерла, настороженно уставившись на Фаину Григорьевну.

      – …и что теперь делать с этими деньгами? – явно продолжая разговор, нервно спросил Дудник.

      – Но его больше нет, – в тон директору ответил Волынцев.

      – Этот вопрос все равно придется как-то решать.

      – Как-нибудь решится, надо подождать.

      В кабинете воцарилось молчание, достаточно продолжительное, чтобы быть просто паузой, и Марта Мстиславовна, прижав палец к губам, кивнула Фаине Григорьевне на дверь приемной. После чего обе на цыпочках выскользнули в коридор.

      – Что это сейчас было? – отойдя на несколько метров, едва слышно спросила Панюшкина.

      – Не знаю, – удивленно отреагировала Ружецкая. – Какие-то деньги… И о ком сказали, что его больше нет?

      – Может, о Лепешкине? – Большие круглые глаза Фаины Григорьевны испуганно блеснули, а тонкая длинная шея опасливо втянулась в худенькие острые плечи. – Марта… но ведь Миша и Волынцев ни при чем?.. – прошептала она.

      – Фаня, ты с ума сошла! – тихо, но весьма выразительно прицыкнула Ружецкая. – Тебе что в голову-то лезет? – Марта Мстиславовна постучала пальцем по густым кудряшкам подруги. – Миша говорил о деньгах, но он постоянно говорит о деньгах, работа у него такая. А Антон Борисович вообще непонятно, о чем сказал. Мало ли кого или чего больше нет. Может, вдохновения? Он все-таки режиссер.

      – Ну да, ну да… – с готовностью согласилась Панюшкина.

      – И вообще, это их проблемы. Не наши проблемы. У нас своя