Когда зацветут яблони. Кэти Астэр

апливаясь в углублении. Огонек изредка вздрагивал, подчиняясь дуновению случайного сквозняка из-за неплотно прикрытой входной двери. Вероника давно потеряла счет времени и просто стояла на своем месте, как и остальные скорбящие, и никак не могла сосредоточиться на чем-то одном. Она честно пыталась уловить смысл произносимых священником речей, но раз за разом терпела неудачу и в конце концов сдалась, переключившись на рассеянное созерцание печальных лиц. Долго рассматривать собравшихся было неловко, и она вернулась к собственным воспоминаниям о покойной.

      С Дианой они, будучи студентками, работали в кафетерии в одну смену. Приветливая и улыбчивая шатенка сразу расположила к себе Нику, и они неплохо приятельствовали, пока их пути не разошлись. После они изредка обменивались парой сообщений и дежурными поздравлениями в праздники, но подругами так и не стали. О том, что Диана умерла, Ника узнала из соцсетей и по-настоящему расстроилась. Бывшая коллега виделась ей ярким примером жизнелюбия, и казалось чертовски несправедливым, что ее земной путь оборвался так рано – той не было и тридцати. На страничке Дианы вскоре появилась информация о похоронах, и Ника отчего-то сразу решила, что пойдет.

      Тем вечером, сидя на кухне с бокалом красного вина, она, вздохнув, открыла их с Дианой последнюю переписку. Тогда они планировали выбраться вместе на прогулку в парке, поболтать и сделать красивые фотографии – Вероника увлекалась съемкой с детства, с тех самых пор, как к ней в руки попала простая пленочная «мыльница». Ей особенно удавались черно-белые портреты, однако всерьез свое хобби она никогда не воспринимала: подумаешь, «большое дело – на кнопку нажать», как говаривал ее отец.

      «Приезжай ко мне в мае, – предложила она приятельнице. – Когда зацветут яблони, в саду у воды будет чудесно».

      Прошло без малого девять месяцев, но они так и не встретились: как это часто бывает, у обеих нашлись более важные дела, а времени на прогулку – нет.

      Вероника не была знакома ни с семьей Дианы, ни с ее близкими друзьями, но посчитала правильным отдать дань памяти хорошему человеку, и теперь то и дело поглядывала из-за поникших спин родственников на Дианино бледное лицо, все еще красивое, но до странного безмятежное, лишенное привычных для веселой девушки красок и эмоций. Хрупкое тело в гробу было больше чем наполовину укрыто россыпью живых цветов, и она невольно подумала, случалось ли Диане при жизни получать такое количество букетов. Ника отругала себя за неуместную мысль, неуклюже поправила сползший с волос темно-синий платок и снова постаралась сфокусироваться на происходящем. Сделать это становилось все труднее: в пуховике было невероятно жарко, а от спертого воздуха, пропитанного ладаном и дымом, начинало щипать глаза. Ее свечка превратилась в крохотный огарок и потухла. Набитая бестолковым барахлом сумка больно оттягивала плечо, и Ника попыталась незаметно размять ноющую спину. Погруженная в собственные раздумья, она не заметила, как батюшка завершил отпевание, родственники из первых рядов медленно потянулись к гробу, чтобы проститься с покойной.

      Вероника неуверенно держалась в стороне, пропуская вперед членов семьи и друзей и наблюдая, как те по очереди склоняются над телом, чтобы оставить последний поцелуй на холодном лбу. Прождав не меньше десяти минут, пока толпа рассеется, она нерешительно шагнула ближе и всмотрелась в знакомое лицо. Целовать Диану она не отважилась – от одной мысли об этом стало не по себе – и просто коснулась пальцами белой лакированной стенки гроба, тем самым обозначая свое присутствие и участие. Она постояла еще немного, силясь подобрать правильные слова для прощания, но в голове, как назло, царил хаос, и она отступила назад, подстегнутая нетерпеливыми взглядами сотрудников ритуальной службы. Когда оставшиеся формальности были улажены, хмурые мужчины, одетые в черное, закрыли крышку, и траурная процессия двинулась к выходу. Вероника бросила прогоревшую свечку, которую все еще сжимала в ладони, в подставленный служительницей мусорный пакет, машинально поблагодарила женщину и вышла на улицу одной из последних.

      На секунду задумавшись о том, стоит ли подойти к кому-то из родственников, Ника все же решила, что банальные слова сочувствия, которые она способна была произнести, вряд ли принесут кому-то облегчение, поэтому, ни с кем не прощаясь, направилась в сторону парковки. Чуть потеплело, и снег под ногами превратился в бурое чавкающее месиво, пахло сыростью и выхлопными газами. Заляпанная грязью красная легковушка стояла заведенной. Пробравшись к машине сквозь снежную жижу, девушка дернула ручку пассажирской двери и, отдуваясь, плюхнулась на сидение.

      – Черт бы побрал эту погоду, – пробурчала она, выпутываясь из съехавшего набок платка и закидывая назад сумку.

      – Как все прошло? – сидевший за рулем молодой мужчина захлопнул пристроенный на коленях ноутбук и вопросительно посмотрел на свою пассажирку.

      – Нормально, Юраш, – вздохнула та и добавила, – наверное. Сомневаюсь, как можно оценить подобное мероприятие.

      – Есть хочешь? – Юра отложил компьютер на заднее сидение, снял очки и устало потер переносицу, на которой виднелись небольшие отметины.

      – Давай лучше домой, – мотнула головой Ника и потянулась