Три года. Вячеслав Усунгван

корейцами и русским населением Сахалина, нередко случались молодежные драки по национальному признаку. Со школьных лет я уже понимал, что не принадлежу к так называемой титульной нации, периодически мне об этом напоминали либо в грубой форме, либо мягко, намеками.

      Я впервые столкнулся с ксенофобией в восьмилетнем возрасте: меня, маленького мальчишку, из-за моей национальности грязно обругал на дороге пьяный мужчина. Конечно, в детстве такие вещи очень пугали. Я ощущал себя словно гадкий утенок из сказки Андерсена, которого и куры клевали, и утки щипали, и люди толкали. Я рано понял, что не похож на других, и за это легко меня можно обидеть. Даже школьные учителя, которым стоило бы прививать детям терпимость и взаимное уважение, на деле нередко унижали учеников. Была у нас учительница русского языка и литературы по имени Инна Дмитриевна, невысокая женщина с большой тёмной копной волос, наверное, это был парик, по которому я её и запомнил, да ещё по едким и пренебрежительным замечаниям в адрес учеников корейской национальности.

      – Даже Слава выучил, что такое причастие! – говорила она, обращаясь к классу, но с таким сарказмом, что фактически это означало «какой-то корейчонок смог выучить определение, а вы, балбесы, этого не можете сделать».

      Поначалу всё это рождало во мне недоумение, приносило страдание и даже боль. Но ко всему привыкаешь. Я взрослел и всё хладнокровнее воспринимал оскорбления и пренебрежение в свой адрес, научился хитрить, знал, где нужно промолчать, а где сжать кулаки и достойно ответить. Такова была объективная реальность, в которой я учился жить. Уже будучи подростком, чётко уяснил: если я хочу чего-то добиться, нужно трудиться в два раза больше, чем мои сверстники славянской национальности.

      Но успехами на уроках я обязан не столько собственному трудолюбию, сколько примеру моего отца – настоящего интеллигента.

      В отличие от соотечественников, насильно мобилизованных японцами, мой дедушка Сон Гун отправился на Сахалин, «чтобы дать своему сыну Ден Гу образование, возможность выбиться в люди и получить материальные блага». Я с детства слышал эту семейную легенду, но уже сильно позже понял, что её придумал сам дедушка для моего отца, когда тому было девять лет. Надо же было как-то объяснить вынужденный переезд в другую страну и свой тяжелый физический труд. Стимул сработал. Мой отец часто рассказывал мне, как именно благодаря дедушке, который приехал на чужбину, работал на шахте и лесозаготовках, терпел лишения и страдал от холода и голода, отец смог получить образование. Старший сын в корейской семье – надежда и опора родителей, а они, в свою очередь, сделают всё, чтобы сын смог учиться. И мой отец учился очень усердно. Он закончил четыре класса японской школы, семь классов корейской, за два года выучил русский язык, окончил советскую школу, затем педагогический институт, работал учителем математики и физики. В первый год учебы отцу очень тяжело