Что же дальше, маленький человек?. Ханс Фаллада

нет. «Плохо дело, – думает Пиннеберг, – очень плохо». Но хозяин не обращает на него внимания: одной рукой он подпирает лоб, а другая медленно, словно выводя что-то прописью, ползет по рядам цифр в приходно-расходной книге.

      Пиннеберг оценивает положение. «Пишущая машинка, – думает он, – это, пожалуй, самое разумное. Когда человек печатает, к нему меньше пристают с разговорами».

      Однако расчет оказался неверным. Едва он успел написать: «Предлагаем вниманию Вашего высокородия образец красного клевера, урожая сего года, гарантированно без примеси повилики, всхожесть девяносто пять процентов, чистота девяносто девять процентов…», ему на плечо вдруг опускается рука, и хозяин произносит:

      – Послушайте, Пиннеберг, отвлеку на минутку…

      – Да, герр Кляйнхольц? – спрашивает Пиннеберг и снимает руки с клавиш.

      – Вы насчет клевера пишете? Пусть Лаутербах этим займется…

      – Ох…

      – С вагонами все в порядке?

      – Да, все в порядке, герр Кляйнхольц.

      – Сегодня после обеда нам всем надо дружно взяться и рассыпать пшеницу по мешкам. Даже мои женщины подключатся, будут мешки завязывать.

      – Да, герр Кляйнхольц.

      – Мари очень умело с этим управляется, правда? Она у меня вообще девочка умелая. Не красавица, зато умелая.

      – Несомненно, герр Кляйнхольц.

      Они сидят друг напротив друга. Повисает пауза. Герр Кляйнхольц ждет, чтобы его слова подействовали как некий проявитель: сейчас станет ясно, что за изображение запечатлено на фотопластине.

      Пиннеберг затравленно, тревожно смотрит на хозяина, который сидит перед ним в зеленом костюме из лодена и высоких сапогах. У герра Кляйнхольца вечно хоть одна пуговица на штанах да расстегнута – это раздражает. Поскольку смотреть на лицо с немигающими запавшими глазами у него нет никакого желания, Пиннеберг не сводит глаз с этой пуговицы. «Приличное бельишко», – думает он.

      – Кстати говоря, Пиннеберг. – Хозяин заговаривает снова, и в его голосе прорезается сентиментальная нотка. – Вы над моим вопросом поразмыслили? Что надумали?

      Пиннеберг в панике соображает. «О Овечка!» – кричит его душа. Но выхода он не видит.

      – Насчет чего, герр Кляйнхольц? – глупо спрашивает он.

      – Насчет увольнения, – после долгой паузы говорит начальник, – насчет увольнения! Кого бы вы на моем месте уволили?

      Пиннеберга обдает жаром. «Вот стервятник, – думает он. – Вот свинья! Еще и издевается!»

      – Не могу знать, герр Кляйнхольц, – беспокойно бормочет он. – Не могу выступать против своих коллег.

      Герр Кляйнхольц в восторге от своей ловушки.

      – Значит, себя бы вы на моем месте увольнять не стали? – продолжает он.

      – Но я же не могу… на вашем…

      – Ладно, – говорит Эмиль Кляйнхольц и встает. – Не сомневаюсь, что вы хорошенько все обдумаете. Я обязан предупредить вас об увольнении за месяц. Скажем, первого сентября. Проработаете