Ванильная смерть. Любовь Андреевна Левшинова

современном мире оказалось сложно найти близких по духу людей, циников: толерантность заставила высший свет пригнуться, ходить на цыпочках и не поднимать слишком высоко головы. Иметь мнение стало оскорбительным, – кого угодно оно могло оскорбить, – юмор – вылизанным, политические взгляды – нейтральными. И только в своей, зарекомендовавшей себя компании, можно было быть собой.

      Алису толерантный мир злил. Как и ее брата. К ним никто понимания не проявлял. Отчужденные, холодные родители, влюбленные лишь друг в друга, взрастили в детях легендарный скептицизм перманентным «что тебе от меня еще нужно, я уже дал тебе денег». Зубастый, скалящийся им в лица социум подтвердил, что быть жестким – выгоднее. Добродетелью Барс не страдали. Не понимали, почему обязаны понимать других, сострадать, если даже не знали, какого быть принимающей стороной. Для своих родителей они всегда были нижними. Особенно Алиса – она не была наследницей, как Барс, ей даже не выдали стоп-слова.

      – А если она будет хороша? – Алиса беспомощно хлопнула глазами.

      – Не мне тебе объяснять, как это работает. – Вымученно вздохнула Эмма, недовольная пошатнувшейся самооценкой подруги. – Взбодрись, Лиса. – Пихнула Купер девушку в плечо, та поморщилась, промахнувшись блеском мимо контура губ. – Унизить можно и сказав «да». Реши уже, что тебе надо, а я подхвачу.

      Губы Алисы растянулись в улыбке, она с хитрым прищуром посмотрела на Эмму, та довольно кивнула. Посмотрела в отражение, сквозь.

      Снова провалилась в зазеркалье. Алиса видела, как там, за гладью зеркала, Эмма с каждым годом все больше идет на излом. Осознание «получаешь то, что отберешь» плотнее врастало под кожу, и лишь с Барсами теперь она могла чувствовать связь. Это были первые люди, которые не ждали от нее доброжелательной улыбки. Им нравился ее оскал.

      – А ты-то сама что думаешь? – Алиса с интересом посмотрела на подругу.

      Неужели Лукьянова правда ее не волновала? Ни капельки? Даже взгляды Арсения на нее?

      Эмма сложила руки на груди, бедрами оперлась о раковину, уставилась в белую плитку на полу.

      – Да я о ней и не думаю. – Безразлично протянула она. – Это ты с ней в подружек играла, я просто не возникала, – взглянула Эмма исподлобья на Барс.

      «Посмотрим, чего она стоит» прошептала на ухо Эмме Алиса несколько дней назад, чтобы та после приглашения Лукьяновой поехать с ними, Эмма не забилась бы в истерике, а согласилась.

      – Я бы сказала, активно соглашалась, – скривилась Алиса.

      Если Вероника была поглощена просмотром спектакля, Барс слышала звуки, доносящиеся из комнаты брата. Преимущественно стоны Эммы.

      – Это да. – Эмма растянула губы в кривой улыбке: то ли довольной, то ли нервной, Алиса не поняла. – Думаю, за стояк Арса можно Лукьяновой и правда спасибо сказать.

      Алиса скривилась еще больше.

      – Ты отвратительна.

      Эмма улыбнулась себе под нос. Как же. Алиса под этим взглядом неожиданно стушевалась.

      Барс хотела казаться