Свет маяка. Лана Кермель

хотелось, чтобы и он видел её такой.

      Они, наверное, собирались гулять, развлекаться, как и положено молодым, свободным, самостоятельным. Уверенным. И, конечно, совершеннолетним – в отличие от неё, вечно зависимой, вечно запутавшейся в себе.

      – Стой, бегунья! – кто-то схватил её за локоть и резко отдёрнул в тень здания. Дантэ. Один. Бросил всех и догнал. – Ты плакала.

      – Я… – в горле встал ком, горький, вязкий, из той самой жалости к себе, которую так не хотелось чувствовать. – Я… Скажи, Дантэ, я – наивный ребёнок, да?

      – Что? – он удивлённо нахмурился. – Я бы не сказал… Что случилось? Кто посмел тебя обидеть? Скажи имя – и я превращу остаток его жизни в ад.

      – У него есть девушкаааа, – разревелась Мика, и уткнулась в широкую грудь парня, где под тонкой футболкой ощущался кривой шрам.

      Почти родной, ведь Мика сама его и оставила, когда латала рану.

      И сейчас, когда её собственное сердце разрывалось, под его рукой всё снова становилось… выносимым.

      – Я их видела-а… А он! Он не любит меня-я!

      Дантэ понял сразу, без объяснений. Он знал, о ком она говорит. Знал, кого так горько оплакивает, на кого – несмотря ни на что – отдала свою привязанность. И он бы соврал, если бы стал утешать, лгать, убеждать её в обратном. Он знал: у этой истории не будет хэппи-энда. Никогда не было и быть не могло.

      И сейчас эту истину, наконец, увидела и она – его дорогая Эла. Влюблённая безнадёжно, отчаянно – в того, кто не заслуживает даже сотой доли её преданности. Кто никогда не оценит тот великий дар, что она преподнесла с открытым сердцем.

      – Конечно! – Мика вскинулась, будто в ней взорвался вулкан боли. – Конечно, что ему я?! Гадкий утёнок, ни кожи ни рожи! Не то, что та! Красавица! Аристократка! А я? Что могу предложить я?! Скажи мне, Дантэ!

      Она всхлипывала, сбиваясь, путая слова, задыхалась, её трясло, накрывала истерика. А он – обнимал, гладил по спине, как загнанного зверька, смотрел мрачно на прохожих, осмелившихся бросать в их сторону взгляды. Вызвал такси – незаметно, заранее. И стоически терпел, пока она размазывала слёзы по его футболке.

      Первую несчастную любовь лечит только время. Или слёзы.

      Она говорила сбивчиво, сбросив все фильтры: как чувствовала, так и выговаривала – про Кайлера Кассегрена, про себя, про надежду, которая так нелепо обманула. Простой, искренний рассказ, без прикрас – и, увы, с полным подтверждением его худших опасений.

      Что ж… Лучше уж так. Лучше раньше, чем позже.

      Такси привезло их в самый дальний сектор города – туда, где город заканчивался и начиналась бездна. Высотки здесь торчали над обрывом, как зубы мёртвого зверя. Половина из них – нежилые, признаны аварийными. Муниципалитет уже второй год планировал снос всего квартала, но руки всё не доходили. Впрочем, им с Микой было всё равно.

      Они ехали туда, где никого не было. Где можно было просто – быть.

      Наверху двадцатиэтажного дома жил Дантэ.

      Внешне высотка казалась пустой и неухоженной, да и жильцов почти не осталось