Сегодня – позавчера. Виталий Храмов

нет.

      – Вить, ну признайся, ты ведь сам это придумываешь.

      – Отстань, Натан! Я – попугай. Услышал, запомнил – спел. Не умею я песни сочинять.

      – О, младший политрук окуклился. Надо его уложить, чтоб не мучился.

      Ага, легко сказать. Я был пьян, на двоих с комбатом – две руки. Но ничего, с Натановой помощью застелили в казарме матрасом и подушкой койку, снесли туда Сергея, разули и накрыли шерстяным одеялом. Натан постоял над спящим, потом сказал мне:

      – Я ведь его с такого возраста помню, – он показал расстояние до пола, – хороший мальчик. И воспитан правильно. Жаль отца. И сам на фронт рвётся. Если и на него похоронка придёт, Зина не переживёт.

      – Старшина, – позвал меня комбат из каптёрки, – давай облачайся! Сказал же – привести себя в надлежащий вид, нет, ты всё в больничном! Точно выговор внесу, как ты говоришь, в личное тело.

      – Слушаюсь.

      Одежда была, правда, очень странная. О чём я и сказал.

      – Почему?

      – Лето же. Зачем двое штанов? А это что за шаровары?

      Мои комментарии, оказалось, сильно их забавляли, потом они вообще рассмеялись:

      – У вас что, несбыточная мечта – ляхи иметь здоровые? Зачем эти излишества?

      – Почему излишества?

      – Материала много напрасно уходит.

      – А какие же должны быть? Как у суворовских солдат – лосины?

      – Не лосины, но не настолько же? Как воевать в этом? Это что за камуфляж? Синие – для маскировки? На каком фоне? А как на пересечённой местности двигаться? По кустам? А колючая проволока? Кто придумывает это? Специально? Вредительство!

      Натан и Андрей переглянулись. Смех пропал. Комбат даже перекосился. Я понял, что ляпнул что-то не то.

      – Это комсоставское галифе.

      – А у рядовых какое? Уже?

      – Не намного. Но не синее.

      – Это чтобы снайпера врага издали различали командиров и сразу обезглавливали подразделения? И петлицы красные? На рукавах тоже? Чтобы издалека отсвечивали? Да это что – заговор?

      Комбат аж зубами заскрипел.

      – А мы так и теряли комсостав, – в его голосе было столько горечи, – одели солдатские шинели и галифе, а комдив – не положено! «Бойцы должны издали различать своих командиров»! Сколько же надо потерять, пока дойдёт?

      – А это – юбка? – я поднял подол гимнастёрки и покружил, как балерина, ну, ладно, изобразил неумело.

      – А как, по-твоему, должно быть? – Натан смотрел на меня с любопытством.

      – Прямые штаны…

      – Да это – брюки.

      – И что? Хоть как назови. Одежда военного должна быть практична и функции… циональна. Блин, Сатурну больше не наливать, он пьян. О чём я? А во! Ничего лишнего. Карманов мало. Боец всё своё носит с собой. Это должно быть предусмотрено. А где он мелкое имущество разместит? Здесь документы, здесь – курево. О, давай, угощай, покурим. А расчёска? Мыло? Нитка с иголкой? Письмо из дому? Да мало ли? Да хоть взрыватели.

      – Взрыватели?

      – От гранат. В гранатной сумке – опасно. В брюках? А сядет – сломает. В нагрудном? Там документы и курево. Натан, не жми. Дай папироску. Курю. С чего ты взял? Раньше не курил – сейчас курю. Ты раньше тоже, может быть, был вьюношей восторженным, а сейчас – еврей!