Сегодня – позавчера. Виталий Храмов

солдатика с двумя тре угольниками на петлицах. Выбрал его за несоответствие молодого лица и сосредоточенность на этом самом лице (типа сильно занятой).

      – Слушай, дружище, меня в восемь ноль-ноль военком ждать должен. С комбригом.

      Солдатик испуганно выдернул рукав из моих пальцев, сменил испуг на лице презрением, с которым оценил мой прикид.

      – А народный комиссар обороны тебя там не ждёт? – процедил он сквозь зубы.

      – Не советую ёрничать, мальчик, у меня это лучше получится. Иди, доложи: старшина Кузьмин прибыл. Если ты не понял – старшина Кузьмин – я. На внешний вид не смотри, я из госпиталя.

      Когда я его назвал «мальчиком», лицо его побагровело. Но дальнейшие слова охладили пыл.

      – Тут много всяких дожидается. Постарше званием старшины. И ничего, ждут.

      – Не всем указано явиться лично пред очи ровно в восемь нуль-нуль, как мне. Ты мне долго мозг парить будешь? Туда же всё одно идёшь. Вот и скажи.

      – Посмотрим.

      Минут через пять дверь открылась:

      – Старшина Кузьмин!

      – Здесь! Ну-ка, ребятки, пропустите будущего героя штурма Кенигсберга и Берлина!

      Ответом был взрыв хохота, но людская стена раздалась в стороны.

      – Прямо в пижаме на штурм пойдёшь?

      – А-то! Это оружие массового поражения – меня увидят, со смеху помрут. А гипсом – добью!

      Двери захлопнулись за мной. Оказался я в «приёмной». Небольшая комната, мужик с двуми кубиками на воротнике и звездой на рукаве за столом, заваленном папками и бумагами. Мужик поднял красные, как заплаканные, глаза, но черные круги вокруг глазниц говорили – краснота от недосыпа.

      – Старшина Кузьмин.

      Мужик кивнул головой на дверь. Я дошёл, открыл. Тоже небольшой кабинет. «Т»-образный стол, стулья вдоль стены, ковровая дорожка. За столом двое – комбриг Синицын и, видимо, военком. Геометрические фигуры в петлицах совпадали, но как обратиться? Кто он – полковник, комбриг или вообще какой-нибудь интендант какого-то ранга? И что они так намудрили?

      – Старшина Кузьмин прибыл! – доложил я.

      – Это тот самый? – спросил военком у комбрига.

      – Ага, – комбриг кивнул, не глядя на меня, отхлебнул из стакана в подстаканнике парящую коричнево-прозрачную жидкость, наверно, чай.

      – Почему в пижаме?

      – Обмундирование пришло в негодность полностью. Меня из него вырезали.

      – Так сильно побило? Служить сможешь?

      – Так точно!

      – Эк, ты! Для старорежимника молодоват. Какая воинская специальность?

      Я пожал плечами:

      – Меня контузило. Не помню ничего о прошлом своём. Память как отшибло.

      – Ну и как он учить новобранцев будет? – это уже к комбригу вопрос. А тот у меня спрашивает:

      – Совсем отшибло?

      – Я не знаю. Так вроде не помню, а вроде и знаю всё. Портянки руки сами наматывают, бреюсь сам, люди мне подчиняются почему-то. А я даже в знаках различия перестал разбираться. Вот вашего звания не знаю.

      – Чудно.