Марс. Записки из космоса. Мансур Ладанов

впуская меня.

      За ними оказалась лаборатория. Мужчина в белом защитном костюме и черных перчатках склонился над микроскопом. Над столом под наклоном висел ряд экранов, на которых выводились то какие-то изображения, то таблицы с цифрами. На других столах, приткнувшихся к стенам, находились хрупкие с виду приборы, а на полу – более объемное оборудование. На проходящей через весь потолок балке болтался «краб», очевидно, выполнявший роль тельфера с грузозахватом. В стены и потолок были встроены светодиодные лампы, настолько ярко заливавшие помещение белым светом, что после тусклого коридора я поначалу даже зажмурился. Тихо здесь не было: монотонный шум потолочных вентиляторов гнал размеренный поток циркулирующего воздуха. А еще, как только двери раскрылись, в нос ударил едва заметный, но неприятно-кислый химический запах. По всей видимости, от какого-то реактива.

      Мужчина в белом костюме повернулся ко мне. Лицо гладкое, будто не выбритое, а отполированное, русые волосы, острый, как пик горы, прямой нос, тонкие губы и азиатский разрез глаз; при этом высокий и стройный – внешность неординарная, даже немного аристократичная.

      – А, заходите! – сказал громко он. – Рамазан?

      – Да, – я старался не дышать из-за едкого запаха, к тому же щурился из-за яркого света. – Лаборатория?

      – Она самая, – мужчина отвернулся к столу, и я увидел, что в руке его шприц. – Именно тут мы и раскрываем основные тайны планеты.

      Он набрал в шприц какую-то жидкость из ампулы. Вид у ученого стал таким угрожающим, что я сжал кулаки, приготовившись при необходимости дать отпор.

      – Кстати, меня зовут Андрей, – представился он.

      Андрей впрыснул содержимое шприца в уже наполненную чем-то чашку Петри18 и поднес ее под объектив микроскопа. Все его движения были резкими, но очень правильными, будто их репетировали сотню раз – ни одного лишнего действия. На одном из экранов появилась картинка, на другом побежали графики, на третьем таблица стала заполняться новыми данными.

      – Вы всегда работаете по ночам? – спросил я, пытаясь разглядеть, что находится в чашке.

      Андрей хищно прильнул к окулярам и, казалось, совсем меня не слышал. Он что-то бормотал себе под нос, вращая ручки движения предметного столика, а потом вдруг оторвался от своего наблюдения и, обернувшись, спросил:

      – Вы в главном отсеке сейчас были?

      – Да… – немного растерянно ответил я.

      – Значит, видели Таню?

      – Видел…

      – Ну так вот она работает только по ночам, – ученый сделал акцент на слове «только». – Не знаю почему. Бзик у нее такой, – он покрутил у виска. – Но всем от этого проще. Работа не останавливается, база не остается без контроля. А я, – Андрей окинул взглядом свои владения, – я работаю тогда, когда у меня есть с чем работать. Вся эта марсианская пыль, песок, грунт, атмосфера… Изучены миллионы раз! И нами, и китайцами. А вот когда находится что-то новое! – он взял в руки чашку Петри и посмотрел на меня через нее. – Как в этот раз. Тогда хочется изучать

18

Чашка Петри – прозрачный лабораторный сосуд в форме невысокого плоского цилиндра.