Остров Яблок. Виталий Смышляев

показал. Бить, мол, без толку, этому долго учиться надо. Говорит: «У тебя вес маленький, неудачно ударишь – потом вообще убьют. А вот несколько приёмов – нужны. За губу прихватила, а потом по носу – у тебя пальцы стальные, отключает сразу. А потом по ситуации. На капусте отрабатывай».

      Надо же как вопит. Я нагнулась и ещё раз потянула за губу. Уже изо всех сил. Ух как он заорал. Получилось даже лучше, чем на капусте. Губа-то мягкая.

      «Коров дои, смычок затруханный, – говорю, – развивай пальцы».

      Руку об его одежду вытерла и смотрю на них. А уже и смотреть не на кого, разошлись все.

      На следующее утро Лариса с Ласточкой Тун на завтрак всем сметану и сыр поставили, а новым — нет. Они возбухли, а здесь и Армен вышел.

      – Инч, ара, инч? Сметанки хотите, ай кез бан? – ласково так начал, сахарно прямо. Только ноздри раздул на обычной своей приговорочке «ай кез бан» – «ничего себе».

      Родитель мой, староста церковный, решил, поди, если он Армена в священники двигает, рукоположение обещает – тот в рот ему будет смотреть, а новым слова не скажет? Не-а, Армену Лариса дороже любого священства. Наплевать ему, что новые сто поклонов в день кладут.

      Потом как рявкнет: «Вочхар, глухас тарар!», кулачищами волосатыми помахал, те ушки и поджали. Так-то Армен по-русски лучше их говорит, но на армянском баранами обругать страшней, конечно. И Аркадий сбоку волком смотрит.

      Как миленькие пошли на коровник, да в сыроварню, да на масло. Только проще самой сделать, чем за ними пять раз проверить да десять раз напомнить.

      Нехорошо. Да и вообще, у нас теперь всё нехорошо. И Егор с Денисом вчера ушли. Ушли-то ушли, а не поздно ли? Может, Александра и в живых уже нет? И сами они… Ох, лучше не думать.

      – Опять думу думаете, Ксения? Что стоите? Заходите. Нина, смотри, кто к нам пришёл!

      А я и не заметила, как добрела до Эдуарда с Ниной. Как он про Нину свою сказал, давно ещё: «распрекрасная моя китаяна», очень всем понравилось. Так и прижилось: «китаяны».

      – Как холосо, что плисла, – захлопотала Нина. – Поесь с нами. Мы как лаз есь садимся. Айдэхуа, скази Кэ-се-ни: «Надо есь».

      «Эдуард» по-китайски «Ай-дэ-хуа», «Александр» – «Али-шань-дэ», «Денис» – «Дань-ни-сы», а меня зовут почти как и на русском. Мы сначала смеялись, а теперь сами часто по-китайски друг друга зовём. Китаяны на русском говорят в сто раз лучше, чем мы с ними на китайском. Только некоторые буквы у них не получаются.

      Буквы не выговаривают одинаково, а речь у всех разная – кто у кого учится. У Эдуард Василича речь красивая, как по писаному, и у Нины так же. А Мин Чжу – как её Борис покойный; всё перепутано, обрывками да культяпками. Новым смешно.

      А Юли Аликовой нет, я уж и забыла, как она говорит.

      – Спасибо, я есть не хочу. Правда, не хочу.

      А Нина уже тарелку с лапшой передо мной поставила.

      – Отказ не плинимает. Невозмозно не хотеть. Это зе с класным пелцем, твоя любимая.

      – А вот, скажите, – говорю, – бывает такое, когда один человек… То есть не в смысле «один» – число один, а… а… А можно, я у