Экспансия I, II, III. Юлиан Семенов

Видите, я стал говорить, как вы, – вопросом на вопрос.

      – Хороший ученик, быстро взяли методу, очень, кстати, надежная штука, резерв времени на раздумье.

      – Вы не ответили на мой вопрос.

      Штирлиц выпил вино, поставил стакан, приблизился к Кемпу:

      – А как мне лучше ответить? От моего ответа, видимо, зависит получение работы в вашей фирме. Что мне надо ответить? Я повторю, только скажите.

      Подошел дон Фелипе с большим деревянным подносом, на котором лежали пять сказочных рыбин, чуть прижаренных; сине-красные крапинки по бокам были, однако, явственно видны, очень хорошая форель, высокогорная, прекрасно сделана, видно, что ешь.

      – Красиво, а? – сказал дон Фелипе. – Сам любуюсь; готовлю и любуюсь.

      – Сказочно, – согласился Штирлиц. – Даже как-то неудобно отправлять таких красавцев в желудок.

      – Ничего, – улыбнулся Кемп, – отправляйте. Для того их и ловят. Если бы их не ловили, вид бы вымер. А попробуйте не отстреливать зайцев? Эпизоотия, мор, гибель. Пусть выживут сильнейшие, закон развития. Я пробовал форель в долине; совершенно безвкусное мясо, волглое, дряблое; потому что там рыба живет без борьбы, вырождается…

      Штирлиц управился с первой тручей, выпил андалусского тинто, блаженно зажмурил глаза, откинулся на спинку грубо сколоченного деревянного кресла и заметил:

      – Если спроецировать вашу концепцию на людскую общность, тогда мир ждет славянско-еврейская оккупация. Им больше всего доставалось, наша с вами Родина прямо-таки охотилась на представителей этих племен – без лицензий, в любое время года, вне зависимости от пола и возраста.

      Кемп разлил вино по стаканам, Штирлицу – полный, себе – половинку, усмехнулся:

      – Ничего, постараемся самосохраниться. Силы для этого существуют.

      – Не выдавайте желаемое за действительное.

      – Я инженер, а не политик, мне это противопоказано.

      – Инженеры не умеют противостоять оккупации, Кемп, это как раз удел политиков. Или военных. Какое ваше воинское звание?

      – А ваше? Труча остынет, она особенно хороша горячей.

      – Верно, – согласился Штирлиц. – Я совсем забыл. Вы меня втягиваете в спор, я же спорщик, забываю об угощении.

      Он принялся за вторую рыбу; обсосал даже глаза; дон Фелипе, сидевший возле своего громадного камина, заметил, что кабальеро ест рыбу как человек, знающий толк в труче, браво, была бы шляпа – снял.

      – Вы заметили, – сказал Штирлиц, – что испанцев в первую голову заботит, как сказано или сделано; что – у них всегда на втором месте; трагедия народов, задавленных абсолютизмом, лишенных права на самовыражение в деле…

      – Абсолютизм рейха не мешал нам построить за пять лет лучшие в Европе автострады и крупнейшую промышленность, – откликнулся Кемп. – Это не пропаганда, это признают даже враги.

      – А еще они признают, что в рейхе была карточная система. И за каждое слово сомнения человека сажали в концентрационный лагерь…

      – Ну,