Экспансия I, II, III. Юлиан Семенов

в крестьянской одежде, которая сидела на нем фасонисто, чисто по-испански.

      Никто не умеет так красиво одеваться, как испанцы, подумал Штирлиц, это у них врожденное; когда утеряно государственное могущество, одни народы уходят в долбежку знания, другие тихо прозябают, третьи ищут наслаждений; испанцы, после того как империя рухнула, кинулись рассуждать – по поводу и без повода; заниматься делом власть не позволяла, контролировала каждый шаг подданных, боялась, что не сможет удержать инициативных; ничего бедным испанцам не оставалось, кроме как рассуждать и одеваться; тот не настоящий кабальеро, кто не меняет костюм хотя бы два раза в неделю; крестьянская одежда дона Фелипе сшита на заказ, слишком уж проработана строчка, пригнаны все линии и продумана шлица.

      – Добрый день, сеньор Кемп, рад вас видеть, – радушно приветствовал дон Фелипе гостя. – Кофе ждет вас, именно такой, какой вы любите.

      – Спасибо. Это мой соотечественник, сеньор Брунн.

      Старик протянул Штирлицу длинную, тонкую, совсем не крестьянскую ладонь; рукопожатие его было вялым, он словно бы берег силы.

      В старинном сарае было прохладно и сумрачно; пахло деревом; помещение было сложено из громадных темных бревен; возле камина стояло старинное колесо от экипажа и рыцарские латы; никто, кроме испанцев, не умеет так быстро наладить быт на пустом месте, подумал Штирлиц; у них врожденный эстетический вкус, этого не отнимешь. А вообще-то они похожи на нас; ни в одной другой стране мира гостю не отдают для ночлега хозяйскую кровать – только у нас и в Испании.

      В простенках висели фотографии матадоров и актрис с надписями. Как и в маленьких ресторанчиках в центре, надписи были аффектированные: «Сеньору дону Фелипе де ля Бока с трепетной любовью и на добрую память от маленького Пипито, который очень боится быков, но старается делать вид, что он хозяин «Пласа де торос». Всегда ваш Франсиско Бельяр»; или: «Дорогой Фелипе, голова – это, конечно, мужчина, но шея – женщина; куда она повернется, туда и голова посмотрит. Где ты скрываешь свою донью? Твоя Лолита».

      – Может быть, хотите перекусить, Брунн? – спросил Кемп. – Здесь есть довольно хорошие худиас, очень вкусный сыр…

      – У вас жена, случаем, не испанка?

      – Немка.

      Его ко мне подвели американцы, подумал Штирлиц; он выполняет чужую работу, немец не предлагает еду незнакомому, и не потому, что он плохой человек, просто такое не принято; традиции, будь они неладны; впрочем, немца могут раздражать наши горцы, которые угощают незнакомого путника, зашедшего в дом, самым лучшим из того, что у них есть; немец будет думать, чем он может отплатить, сколько это стоит, чем такое вызвано? Господи, какой маленький мир, но как он разностен, разгорожен, взаимоневедом…

      – Но я не смогу ответить вам тем же, – заметил Штирлиц. – Я весьма ограничен в средствах.

      – ИТТ хорошо платит своим людям. Какие языки вы знаете?

      – Английский и испанский.

      – В совершенстве?

      – А оно существует? По-моему,